— Зачем вы тогда подали заявление? Вы можете это объяснить?
Сначала Коцурка пожал плечами, потом перевалил ответственность на больничную кассу, которая, как он сказал, загнала его в угол против воли.
Заседание практически подошло к концу. Решение суда не вызывало сомнений. В заслушивании остальных свидетелей было отказано. Когда председатель объявил оправдательный приговор, это вызвало возмущение лишь у Ванды Крупинской, которая еще раз нашла подтверждение своему убеждению, что в мире нет справедливости.
Сразу после заседания Вильгельм направился к телефонной будке и позвонил Марианне. По счастливой случайности трубку взяла она сама. Смятение в её душе ещё не улеглось.
— Марианна, — начал Вильгельм, — заседание закончилось, а я, несмотря на это, не понял, о чём ты говорила. Так что ты имела в виду?
На это Марианна ответила:
— Каков приговор?
— Никакого. Я оправдан.
Марианна не поверила.
— Почему ты не говоришь мне правду? — спросила она.
— Но это правда. Признаюсь, я и сам удивлён. Решающими стали показания Коцурки. Он был главным свидетелем. Это тот, кого я ударил. Он вообще отказался от обвинений в мой адрес.
Только сейчас Марианна заметила, что Вильгельм прекрасно говорит по-немецки. В здании суда от волнения она не обратила на это внимания. Как бы она этому обрадовалась! Хотя нет, теперь это не играет никакой роли.
— А что с показаниями твоей бывшей квартирной хозяйки? — спросила она.
— Их не было. В них отказано. Я сам себя спрашиваю, что вообще делала эта женщина в суде. Что она могла бы рассказать? Я даже не знаю.
— Как?
Это короткое слово пронзило Вильгельма, как молния. Внезапно перед его взором предстала картина, где Марианна и Ванда стояли вдвоём на лестнице, и как быстро Ванда скрылась. «Великий Боже, — пронеслось у него в голове, — я об этом даже не подумал».
— Марианна, ты слушаешь?
Прошло некоторое время, прежде чем Вильгельм овладел собой.
— Да, — ответила она.
— Что она тебе рассказала?
— Всё.
— Что всё?
— Что ты её изнасиловал.
— Изна… — слово застряло у него в горле. Он онемел. Неописуемая злость вспыхнула в нём. Злость на Ванду Крупинскую. Будь она сейчас рядом, его бы ничто не удержало от того, чтобы сломать ей шею, но злость рассеялась также быстро, как и появилась, и её место в душе Вильгельма заняла глубокая печаль. Он знал, что какие бы слова он сейчас ни говорил, они ничего не будут значить.
Голосом, который ему самому показался чужим, он сказал в трубку:
— И ты поверила? — и сразу же, не мешкая, повесил трубку.
Между Вильгельмом Тюрнагелем и Марианной Бергер раз и навсегда всё было кончено.