«Прекрасная луна, ты так тихо идёшь сквозь вечерние облака.
Будь такой же спокойной, и я почувствую, что я не одинок…»
Это было знаменитое стихотворение Матиаса Клаудиуса. Марианна переписала его из книги, чтобы Вильгельм получил представление о нём.
— Я возьму это, — сказал Вильгельм больше для себя, чем для госпожи Крупинской, которой это было безразлично: она преследовала другую цель. Сев на диван она спросила:
— Можно?
— Что? — спросил Вильгельм.
— Присесть.
— Это ваш диван.
Она кивнула.
— Тогда я не благодарю, Вильгельм.
С тех пор как он у неё поселился она иногда называла его Вильгельмом, но это, скорее, исключение из правила.
Откуда-то доносились звуки хора паломников из оперы Вагнера «Тангейзер». Видимо, какой-то любитель музыки включил радио на полную громкость.
— Хорошая музыка, — оценил Вильгельм.
— Налейте нам, — сказала хозяйка, — и тоже сядьте.
Вильгельм наполнил бокалы и хотел сесть за стол.
— Нет, — остановила его хозяйка. — Сюда. — При этом она похлопала рукой рядом с собой.
Чтобы разрядить ситуацию, возникшую из-за того, что он не собирался туда садиться, Вильгельм снова вернулся к вопросу об адвокате и сказал:
— Он мне мог бы разъяснять, что значит «превысить пределы необходимой самообороны», госпожа Крупинская.
— Думайте о чём-нибудь другом, — предложила она. — Например, о том, как меня зовут. Вы знаете, как?
— Конечно.
— Как?
— Госпожа Крупинская.
— Нет, — немного резко ответила она, как будто рассердилась на его несообразительность. — По имени?
— Не знаю, — солгал Вильгельм, пытаясь найти в этом спасение. — Не иметь понятия.
— Ванда, — сообщила она.
Вильгельм знал это, так как видел её имя на конвертах и открытках.
— Красиво, — сказал он.
— Я так и думала, что вам понравится, Вильгельм, — кивнула она. — Знаете, мои предки родом из местности под Лембергом. Теперь это русская территория.
— Да, госпожа Крупинская.
Она посмотрела на него с теплотой и легким упрёком.
— Вильгельм, как вы думаете, почему я заговорила с вами о своём имени?
Он не знал, что ответить.
— Как вы думаете, почему, — продолжила она, — я уже давно называю вас Вильгельмом, а не господином Тюрнагелем?
— Почему, госпожа Крупинская?
— Потому что вы больше не будете называть меня госпожой Крупинской. Я не могу этого слышать.
— Раз вы не можете этого слышать, тогда я говорить Ванда.
Вильгельм всё больше и больше осознавал свое бессилие. Покориться ли он судьбе?
— У меня жажда, — сказала Ванда.
Вильгельм потянулся за бутылкой ликёра.
— Я не это имею в виду, — сказала Ванда, возбуждаясь.
— Нет? — спросил Вильгельм, сделав глупое выражение лица.