— Пожалуйте сюда!
У порога лежал красный мяч, на ковре валялась кукла, и в приоткрытую дверь комиссар успел заметить няню, уводившую по коридору маленькую девочку в белом. Отворилась другая дверь — должно быть, из будуара, расположенного рядом с гостиной.
— Входите, господин комиссар!
Мегрэ полагал, что госпоже Руслэ должно быть лет тридцать пять. Однако она выглядела куда моложе. Интересная брюнетка в легком летнем костюме. Взгляд столь же приветливый и мягкий, как и голос. Едва слуга затворил за собой дверь, как она обратилась к гостю:
— Садитесь, пожалуйста! С той минуты, как мне позвонили, я не перестаю ломать себе голову… Вместо того чтобы прямо перейти к цели своего визита, Мегрэ невольно спросил:
— Сколько же у вас детей?
— Четверо: одиннадцати, девяти, семи и трех лет. Судя по всему, она впервые видела у себя в доме полицейского и теперь смотрела на него во все глаза.
— Вначале я подумала, не случилось ли чего-нибудь с мужем.
— Он в Париже?
— Нет, он на съезде в Брюсселе, и я тотчас же позвонила ему.
— Вы помните своего отца, мадам Руслэ?
Казалось, она немного успокоилась. В комнате повсюду стояли цветы, а через большие окна виднелись деревья Булонского леса.
— Да, я его помню, хотя…
Она замялась.
— Когда вы его видели в последний раз?
— Очень давно… Мне было тогда тринадцать лет…
— Вы еще жили в Мюлузе?
— Да… Я переехала в Париж только после замужества.
— Вы познакомились со своим будущим супругом в Мюлузе?
— Нет, в Ла-Боле, куда мы с мамой ездили каждый год.
Вдруг послышались детские голоса, крики. В коридоре кто-то шлепнулся.
— Извините меня, одну минуту.
Она вышла, прикрыв за собой дверь, и что-то сказала тихо, но довольно решительно.
— Простите, пожалуйста… Дети сегодня не в школе, и я обещала пойти с ними гулять.
— Вы узнали бы вашего отца?
— Думаю, что да.
Мегрэ вытащил из кармана удостоверение личности Тубиба. Судя по дате выдачи документа, снимок был сделан лет пять назад. Это была обычная карточка, отснятая фотоавтоматом, какие стоят в крупных магазинах, на вокзалах или в полицейской префектуре.
Франсуа Келлер не побрился и не приоделся даже ради такого случая. Щеки его заросли густой бородой, которую он, вероятно, время от времени подстригал ножницами. Голова слегка облысела. Взгляд был рассеянный и безразличный.
— Это он?
Держа документ в слегка дрожавшей руке, госпожа Руслэ нагнулась, чтобы лучше его рассмотреть. Вероятно, она была близорука.
— Отец сохранился в моей памяти не таким, но я почти уверена, что это он.
И она еще ниже склонилась над карточкой.
— Вот с лупой я могла бы… Обождите, я сейчас принесу.