Она кивнула:
— Тоже шпион. Обитает в двести сороковой каюте. Мне кажется, мы под плотным колпаком. Временами я сомневаюсь, что от нас вообще что-то зависит.
Я возразил:
— Игра не проиграна, пока не закончена. Что-то мне подсказывает, что у нас ещё есть, чем удивить противника.
Она тяжело вздохнула и незнакомым жестом потёрла подбородок:
— Давай часик погуляем, милый. Я покажу тебе судно, а тебя — своим особо озабоченным воздыхателям…
Я не возражал. Она взяла меня под руку, и мы чинно бродили по палубам. Я здоровался с её знакомыми, выдерживал нервные атаки поклонников и оценивающие взгляды их подруг. На светских приёмах я никогда не был, но читал. В реальности всё оказалось забавным и пошлым, но через двадцать минут я заскучал. За час мы не управились, но когда вернулись в каюту, уже через минуту я не сомневался, что бленкер подменили. И новый муляж по сравнению с подделкой из триста седьмой каюты был жалкой халтурой: не включался, был легче, а некоторые приборы вообще стояли не на месте…
Бежать в триста седьмую, чтобы выяснить судьбу образцовой подделки, я не стал. После возвращения с прогулки мы с Марией нашли занятия интересней. А после «занятий» я «на минуточку» зашёл в душ, привычно переместился в свою келью, присел рядом с планшетом и крепко задумался.
Поменять местами муляж с оригиналом мне тоже приходило в голову. Останавливала только неподъёмность «гардеробов». Следовало привлечь к переноске кого-то из персонала или из «бомжей». Но подозрение, что за каютой присматривают, делало этот трюк невозможным.
А теперь выяснилось, что кто-то меня опередил.
Радовало, что ход мыслей неведомого противника совпадал с моим: легче прогнозировать его следующие поступки. Огорчало, что ресурс оппонента явно больше моего: впервые с начала рейса сто третья каюта на долгое время осталась пустой, и противник немедленно этим воспользовался.
Но зачем нанимателям Крецика делать подмену?
Я покачал головой: вопрос обессмысливался, если допустить существование третьей стороны. Кто-то следил за сделкой, и в удобный момент сделал свой ход. Тогда муляж в триста седьмой стоит на своём месте. В нашей, сто третьей, стоит вторая копия прибора. Но тогда и денег в триста седьмой нет! Третий участник должен был вынести не только бленкер Никанорова, но и его деньги.
Я «вышел» из камня и открыл дверь из ванны. И сразу понял, что оказался в триста седьмой: здесь шкаф стоял между двумя койками, а в нашей с Марией каюте бленкер был зажат между альковом с двуспальной кроватью и стеной. Я застыл, замер… и от неожиданности, и перед новыми возможностями своего убежища.