У них не было вопросов. Пока.
А у меня не было времени. Совершенно.
Я вернулся в каюту и бросил испуганный взгляд на часы на компьютере: без минуты четыре. Перевёл дух: минута в минуту! таймер не подвёл!
Обнял Марию, прижал её лицо к груди и перенёсся в камень. Едва она шевельнулась, вернулся в каюту.
— Пора? — сонно спросила она. — Уже четыре?
— Ровно! — заверил я, заглядывая ей в глаза.
— Как там заложник? — поинтересовалась Мария, приподнимаясь на локте: — Ого! Ты обработал рану?
— Будет как новенький. Выспалась?
Она перевела взгляд на меня. Хитрый такой взгляд. С прищуром.
— И выжила. Ты не забыл, что нас вчера отравили?
— И дали противоядие.
— Могли обмануть.
Я отодвинулся от неё и присмотрелся.
— Не понимаю, к чему ты клонишь?
Вместо ответа она выползла из-под одеяла и пошлёпала босыми ногами к туалету.
— Ложись, милый. Спи. Моя вахта.
Она закрыла дверь. А я задумался: где совершил ошибку? Меня всю ночь не было в каюте, но она спала! Я ей дал такую же дозу хлоралгидрата, как и Юрию. А тот придёт в себя не раньше десяти-одиннадцати. Она должна была спать, как убитая, и не может знать, что меня всю ночь здесь не было. А камень гарантирует полное выздоровление от всего на свете. Проверено на невменяемых диссидентах.
За стеной забормотал унитаз. Мария выскользнула из туалета, чтобы тут же скрыться в ванной.
Я поднялся и прошёлся по каюте. Что-то я упускаю. Она точно недовольна. Недовольна настолько, что не считает нужным это скрывать. Значит, моя ошибка очевидна. Почему же я не вижу свою ошибку?
Я замер посреди комнаты и уставился на Юрия. Может, позвать Гервига? Пусть уносит своего начальника.
— Не спишь? — подозрительно ласково спросила Мария, выходя из ванной.
Она подошла к Юрию и отогнула полу пиджака.
— А нож где?
— Выбросил в иллюминатор.
— Рану зашил? Или так заклеил?
— Зашил, конечно.
Она вновь забралась под одеяло и замерла, настороженно меня разглядывая.
Оттягивая неизбежные вопросы, я решил уточнить:
— Месячный отпуск после ранения провёл в госпитале. Детдомовец: ни родни, ни дома. Некуда было ехать на побывку. А поскольку сидеть без дела не приучен, прошёл в Тихвине ускоренные фельдшерские курсы. Твой разрез — не самое трудное, что мне приходилось зашивать.
— Ты будто оправдываешься…
— Не могу понять, что не так, милая, — признался я, присаживаясь на кровать. — Такое впечатление, что ты недовольна.
— Поражена твоей выносливостью.
— Выносливостью?
— Вчера тебе не дали поесть, бутерброды не в счёт. Зато вина ты выпил больше обычного. А ещё на всех дверях я оставила метки губнушкой. Ты ни разу за ночь не воспользовался туалетом. Из каюты тоже не выходил. Плюс отравление. Плюс противоядие. Плюс бессонная ночь… но ты не голоден и бодр. Нужду справлял через иллюминатор, дорогой? Или по-армейски, в умывальник?