Еще одну неделю. Максимум две. Пусть их отношения продлятся чуть подольше. Может быть, чувства Алекса к ней распустятся, как весенний цветок. И он вдруг поймет, как она ему нужна.
«Ты действительно веришь, что он тебя полюбит?»
Милли отошла от окна с видом на крыши римских домов. В позолоченном зеркале вновь появилось ее отражение. Даже с прической и в макияже, даже в шикарном вечернем платье она была все той же серой мышью. Она будет ей всегда. Если даже самые близкие люди — родители — не смогли полюбить ее в детстве, что уж говорить о красивом, богатом и таком закрытом Алексе?
А еще добром. Да, Алекс был добрым. Он как будто стеснялся этого, но его доброта проявлялась в поступках, в удивительной чувственности, даже в ласке при их близости. Алекс — добрый, хороший, он замечательный! Но как такой мужчина может ее полюбить?
— Милли.
Он произнес ее имя так ласково, что по Милли пробежала волна дрожи. Она может бесконечно слышать свое имя из уст Алекса. Вот только возможно ли это? Милли уже в это не верила. Она не верила, что он может хотеть ее даже физически, не говоря уже о чувстве более глубоком и важном. Их связь с Алексом была слишком зыбкой, чтобы ей рисковать.
— У меня для тебя кое‑что есть, — проговорил Алекс.
Милли повернулась вполоборота и затаила дыхание. В черном смокинге Алекс был неотразим. Впрочем, как всегда. Но сейчас его черные волосы были зачесаны назад, голубые глаза горели электрическим светом, лицо казалось особенно темным от загара. Его шрамы для Милли ничего не значат. Он — самый красивый мужчина, которого она видела в жизни. Когда Алекс рядом, ее сердце бьется в два, в три раза быстрее.
— Повернись совсем, — попросил Алекс, и Милли послушалась.
Она ахнула, когда Алекс застегнул на ее шее ожерелье с бриллиантами и сапфирами. Тяжелые камни приятно холодили кожу.
— Еще сережки, — добавил Алекс.
— Алекс, все это… невероятно красиво. — В зеркале ожерелье буквально горело огнем драгоценных камней. Никогда в жизни Милли не видела столь красивого украшения. Она поймала на себе взгляд Алекса и смущенно улыбнулась. — Я не знаю, что сказать.
— Они принадлежали моей маме, — сказал Алекс, застегивая серьги в ее ушах. От легкого прикосновения его пальцев по телу Милли бежали мурашки. — Мой отчим подарил их ей на десятую годовщину свадьбы.
Значит, это семейная ценность. Со своей историей. Передаваемая по наследству. Милли решила подумать об этом чуть позже.
— Но я ничего не знаю о твоей маме, — сказала Милли, трогая на себе бриллианты и восхищаясь их блеском. — Она… Я имею в виду, она сейчас…