Лукас говорил низким голосом, глядя только на левую сторону лица Алекса.
— Пожар, — ответил Алекс одним словом, и Лукас кивнул.
— Мне очень жаль.
— Да все нормально.
— А кто с тобой? — спросил Лукас, глядя на Милли.
— Это Милли. — Алекс пару секунд помолчал. — Моя жена.
Брови Лукаса поползли вверх, а его лицо при этом как будто подобрело.
— Очень приятно с вами познакомиться. Признаться, я понятия не имел, что Алекс женат.
— Мы расписались совсем недавно, — ответила Милли, улыбаясь. — Можете считать нас молодоженами.
— Что ж, Алекс умеет держать секреты, — заметил Лукас. — Он даже в карты играет, прижимая карты к груди.
— Так и есть, — согласился Алекс, чуть склонив голову набок.
С этими словами они последовали сквозь толпу.
Алекс готов был признать, что все шло не так ужасно. Ужасы, что он рисовал себе об этом вечере, не имели никакого отношения к реальности. Конечно, кто‑то из гостей смотрел на него с жалостью. Пара человек ахнули при взгляде на него. Но все же большинство людей были очень дружелюбны и приветливы.
Рядом с Милли Алекс чувствовал себя сильнее. Ему казалось, он может справиться с любой сложностью. И в глубине души он всегда знал, что так оно и есть. Просто его гордыня — и его стыд — заставляли его прятаться, бежать от проблем. Каждый раз, когда кто‑то новый видел его шрамы, Алекс испытывал приступ чувства вины.
Но если с гордыней теперь удалось справиться, то со стыдом…
— Анна сейчас выйдет на сцену, — взволнованно прошептала Милли.
Алекс повернулся к маленькой сцене, установленной у одной из стен банкетного зала. Шепот и шорохи стихли, и Анна вышла на сцену. В темном вельветовом платье она выглядела такой юной и миловидной.
Анна осмотрела зал. Ее глаза блеснули, когда она заметила Алекса и Милли.
И Анна заиграла.
Грустные, но красивые ноты «Чаконы» Томазо Витали полетели над залом и окутали сердце Алекса теплом. Смычок, каждый раз прикасаясь к скрипке, затрагивал нужные струны в его душе. Алекс крепче сжал пальцы Милли. Он целиком отдавался музыке, позволяя мелодии дышать через себя. Классические ноты пробуждали в нем желания и надежды, которые Алекс уже был не в силах скрывать. По крайней мере, так он думал сейчас. А что будет дальше — покажет время.
Сейчас же ему хотелось от жизни чего‑то большего. Он уже не желал влачить холодное, одинокое существование изо дня в день. За последние два года ему это надоело. А чтобы прожить так до конца дней — такое Алекс мог увидеть только в самом страшном сне. Он уже не мог жить за каменной стеной, которой он сам отгораживал себя — сначала от кулаков отца, а затем от собственного чувства вины и стыда.