— Эти шрамы — часть тебя, — тихо проговорила Милли. — В них история твоей жизни. Мне известна лишь часть этой истории, но я знаю одно. Я знаю, что ты победитель и невероятно сильный человек.
— Ты не знаешь…
— Тогда расскажи мне, Алекс, — перебила Милли. Она нежно обхватила пальцами его изувеченную щеку. И Алекс закрыл глаза. Он сам не знал почему, но ему вдруг стало так приятно и легко. — Расскажи мне про пожар.
Алекс молчал почти минуту. Он просто не мог говорить. Но внутри его волной нарастали воспоминания. И он знал, что уже не сможет удержать этот натиск. Сегодня он расскажет Милли все. Она узнает о той ужасающей ночи. И тогда, возможно, ей будет легче уйти от него. Хотя был и второй вариант — более гуманный с ее стороны. Милли сможет просто перестать так сильно стараться. Стараться делать вид, что ей с ним хорошо.
Возможно, правда — ключ к решению всех их проблем. Правда поможет им обоим жить спокойно, пусть и порознь.
— Пожар случился в моем доме, — наконец сказал Алекс. Его собственный голос казался ему неестественно приглушенным, словно доносящимся издалека. — Здесь, в Афинах. У меня была вилла в Колонаки. — Милли молча ждала продолжения. Ее рука так же нежно лежала на его щеке. — Моя сестра Дафна, — продолжил Алекс и замолчал. Он понимал, что говорит бессвязно, но по‑другому не получалось. Мысли путались, в горле стоял ком, а в сердце… В сердце ныла боль, как от разбитого стекла. — И ее сын Талос…
Милли ахнула, не в силах скрыть печаль.
— О, Алекс…
— Они оба погибли. — Он грустно покачал головой. — А ведь я мог их спасти.
— Но как?
Мог ли он действительно поведать Милли все? Всю омерзительную правду о нем.
Наверное, да. Теперь это его долг. Перед собой и перед Милли.
Алекс сбивчиво вздохнул и закрыл глаза.
— Тогда послушай с самого начала.
Милли смотрела, как Алекс отошел в сторону, развязывая галстук и снимая с плеч пиджак. Даже сейчас… Особенно сейчас он был невероятно привлекателен. В его теле ощущалась сила и врожденный авторитет. На его лице — воспоминания о пережитой боли.
Милли хотела подойти и положить руки ему на плечи.
Сейчас она была готова признаться, что любит его.
— А начало состоит в том, — холодно заговорил Алекс, — что мой отец был ужасным человеком. Он распускал руки и на маму, и на меня, и на мою сестру Дафну. — Милли открыла рот от ужаса и печали, но Алекс продолжил прежде, чем она смогла что‑то сказать. — Но он был достаточно хитер, и за пределами нашего дома никто ничего не знал. Для нас же он всегда преподносил это так, что это мы его спровоцировали. — С полминуты Алекс молча стоял у окна, погруженный в воспоминания. — В приступе агрессии он был ужасен.