делать то, о чём они говорят… в чём я сильно сомневаюсь… мы застряли здесь.
— Но это может принести нам победу в войне, — раздражённо возразила она.
И вновь мужчина-видящий заговорил скучающим тоном.
— Конечно. Ладно. Допустим, ты права, — сказал он. — Допустим, она может делать хоть половину того, о чем ты говоришь… хотя нет документального подтверждения, что хоть один видящий в истории обладал таким навыком. Что ж, в таком случае, если босс захочет использовать её, чтобы забрать видящих из других измерений, пополнить нашу «армию видящих» или упростить войну для нас остальных, тогда… здорово. Больше власти для него. Но мы в любом случае выиграем войну, Ленки.
Он хмыкнул.
— А когда мы победим, — добавил он. — Нам всё равно придётся быть здесь. Ничто на самом деле не изменится. Даже если мы полностью возьмём верх, сделаем из людей уборщиков, траншеекопателей, сборщиков мусора, ещё кого-то, то уйдут десятилетия на то, чтобы модифицировать всю их инфраструктуру. Уйдут десятилетия на то, чтобы воссоздать органические машины, СМИ, технологические преимущества. Уйдут десятилетия на то, чтобы отстроить общественные институты видящих, заменить все наши творения искусства, нашу культуру, наши Барьерные технология. На это уйдут целые поколения, Ленки. Скорее всего, столетия.
— Есть и другие миры, — сказала она, теперь тоже раздражаясь. — Другие Земли. Может, где-то там существует такая, которую ты посчитаешь не такой «примитивной», как эта, Оркен.
Он пожал плечами.
Опять-таки, Блэк почти видел это даже с закрытыми глазами.
Он осознал, что теперь в целом более ясно видит этого мужчину.
Ему нравилась Старая Земля.
Ему нравилась его жизнь там.
Может, у него там даже была супруга или просто череда любовниц, которой он наслаждался.
Какова бы ни была причина, он не питал горечи в адрес Старой Земли.
Он не хотел уходить.
Эта сентиментальность казалась Блэку такой чужеродной, что он не мог по-настоящему её осмыслить. Только не тогда, когда его голова плыла; когда огонь бурлил в его свете, отчего сердце громко билось в груди; когда ему приходилось прилагать такие усилия, чтобы оставаться неподвижным… только не тогда, когда он не знает, где его долбаная жена. И всё же это вызвало очередную запутанную массу напряжённых эмоций.
Это напоминало ему, каково было на Земле, где он родился.
Это напоминало ему, каково было принадлежать, носить ошейник, терпеть насилие.
Это напоминало ему, каково это — не иметь возможности ни черта с этим поделать.
Это напоминало ему, что его сестра… его настоящая, кровная сестра… находилась на этой версии Земли, наверное, жила в одном из его владений в Сан-Франциско, ела еду, за которую он платил, носила одежду, которую предоставил ей кто-то из его команды.