Но он все не придавливал меня собой, а наоборот, встал на колени и переместился вперед, одновременно перехватывая меня одной рукой за затылок и поднимая голову. Блестящая смазкой головка возбужденного члена коснулась губ. Я все еще не контролировала тело, но могла кричать:
– Сэр! Сэр, да что вы…
Он не обратил внимания на мои вопли, запустил большой палец в рот и нажал на нижнюю челюсть, вынуждая разомкнуть губы. Не настало ли время сейчас попросить об отмене парализации?
Я промолчала. Или у меня больше не было возможности ничего сказать. Член подался вперед, заскользил по языку туда и обратно, еще сильнее набухая и наливаясь прожилками вен. Кинред не спешил, не наращивал ритм, но тихо постанывал, будто испытывал такое удовольствие, которое не мог сдержать. Мое же возбуждение постепенно отпускало и вынуждало думать о том, что он сейчас с моим ртом делает. Насколько это пошло, противно и неприлично. Однако самому мужчине такая ласка явно нравилась, он буквально сходил с ума, выдавая стоны все громче, иногда с отчетливыми рыками. В очередной раз не стерпел и толкнулся резче, дальше, достигнув почти самого горла. Я закашлялась от неприятного ощущения. Член тут же покинул мой рот, а перед лицом появились карие глаза, которые в данный момент не выглядели холодными. Сам Кинред тяжело дышал, наклоняясь к моим губам.
– Ината… в другой раз попробуем снова. Слишком рано для тебя… да и для меня тоже, чего скрывать: не хватает сил сдержаться.
И, не пояснив толком смысл сказанного, поцеловал – глубоко, страстно и расслабляюще. Через некоторое время я вспомнила о желании, оно разгорелось, не успев окончательно потухнуть, и теперь накатывало мощнее. Кинред будто уловил его и внезапно отстранился. Долго смотрел на мое лицо, будто был очень доволен каким-то только ему понятным зрелищем, и продолжал почти рефлекторно водить по мне рукой, касаться то груди, то внутренней стороны бедра.
Мужчина перевернул меня на бок, переместился за спину. Приподнял мою ногу и резко вошел сзади. Если бы не парализация, я бы выгнулась дугой, но ошейник и этого не позволил – и именно оттого меня пронзило удовольствием слишком остро. Я протяжно простонала и с силой закусила нижнюю губу. Мужчина же, так и не меняя позу, начал вколачиваться, невыносимо тесно, упруго. Мое тело, не управляемое мозгом, подстраивалось под его движения как пластилин: я не могла ни отстраниться, ни напрячься, ни расслабиться, ни даже немного изменить угол, потому принимала член так, как он направлялся. Ощущения были не болезненными, но воспринимались почти болью от тесноты и слишком сильного проникновения. Они заставляли буквально скулить, а на глаза находил туман. Я отважилась просить, хотя и сама не знала, о чем конкретно: чтобы он дал мне хоть пару секунд привыкнуть к этой почти болезненной тесноте или чтобы вовсе остановился.