— У тебя отличный аппетит, — заметил я. — Как тебе удается сохранять фигуру?
— Тебе нравится моя фигура? — томно отозвалась она.
— Очень. И твой аппетит тоже. Все-таки ты, наверное, постишься время от времени?
— Иногда, — ответила она. Тема ее не интересовала. — Выпьем еще? — предложила она, приподнимая пустой бокал.
Мы сидели в баре около получаса, и я начал беспокоиться, достаточно ли захватил с собой денег. К счастью, внезапно Сузи переменила решение, заявив, что пора ужинать. Мы встали и прошли в ресторан.
На ярко освещенной эстраде танцевали две полуголые артистки. Их выступление, как и музыка, было высоко профессиональным.
Я трудился над жарким из фазанов, когда метрдотель подвел к соседнему столику двух мужчин и двух женщин. По подобострастному поведению метра я заключил, что это важные персоны. Он пятился, извиваясь как червь и размахивая руками. Догадайся кто-нибудь вложить ему в руку американский флаг, и картина стала бы восхитительной по своей нелепости.
Женщина, шедшая первой, привлекла мое внимание. Лет двадцати шести, невысокая, с гибким, удивительно пропорциональным телом.
Стройность фигуры подчеркивало огненно-красное вечернее платье, сидевшее на ней, словно вторая кожа. Лицо, классически строгое, как у греческой богини, излучало холодную надменность. И все же, взглянув на нее, каждый интуитивно чувствовал, что в ней полыхал скрытый огонь. Это делало ее живой, женственной и желанной, какой в свое время была, вероятно, Елена Троянская.
На мужчин она действовала, как магнит на железо. Я не заметил никого, включая музыкантов и официантов, чья голова не повернулась бы в ее сторону. В их глазах читалось неприкрытое вожделение, и я с содроганием подумал, что, видимо, мало чем отличаюсь от сидящих в зале плотоядных скотов.
Второй была миловидная толстушка, тоже, конечно, лопавшаяся от денег. С ней Елена Троянская могла быть спокойна — в соперницы толстушка не годилась.
Мужчины из эскорта представляли собой обычные человеческие экземпляры, подобных которым можно наблюдать ежедневно после половины одиннадцатого утра в креслах управляющих синдикатами, банками и универсальными магазинами. Когда они, с темно-багровыми лицами цвета доброго портвейна, медленно приближались к столику, я почти физически ощущал, как мерно, в такт каждому шагу колышутся язвы в их желудках.
— Ты не придумал ничего остроумнее, чем пялить глаза? — раздраженно спросила Сузи.
— Разве я один? — ухмыльнулся я.
Сузи презрительно поджала губы:
— Не понимаю, что находят в ней мужчины. На мой взгляд, она просто самка — нечистоплотное, омерзительное животное.