Он спалил и перевод, и книгу. Выгрузил в мусоропровод все побрякушки, привезенные из Омана, даже безобидный магнит на холодильник, который вообще-то купил для своей секретарши миз Болонз. Потом набрал номер Рэма Стоунза, судорожно размышляя, что ему сказать. «Забудь все, что говорилось в той книге»? «Не вздумай обращать внимание на знаки»? Толку от таких предупреждений… Трубку взяла Элли, то есть миссис Стоунз, но Рудольф не сразу узнал ее голос: тот хлюпал, будто напитался влагой.
– Привет, Эльф, – начал Кроу с напускной веселостью. Он не видел Элли много месяцев, да и с ее мужем уже давно общался только по делу, но призрак былой дружбы казался к месту. – Ты не позовешь Рэма?
– Рудольф, это ты? – пробормотала женщина в ответ. – Рэм… он… позавчера…
– Что? – прошептал Руди, хотя уже догадался, что. – Что случилось, Элли?
– Ру-рудольф, – всхлипнула трубка, – приезжай, пожалуйста… Я все рас… мне очень страшно!
***
Редкие прохожие спешат на работу. Солнце начинает ощутимо греть – похоже, день будет жарким. Руди подумал, не пора ли снять кожаный плащ. Проблема в том, что рубашка под ним основательно нуждается в свидании со стиральной машиной: он успел уже несколько раз провалиться в Морх, с тех пор как утратил возможность помыться и переодеться. Ощущение нечистоты было отвратительным донельзя, и только более серьезные проблемы в виде кровожадных демонов заставляли Рудольфа забыть об этом. Поразмыслив, он решил, что от прогулки по солнцепеку в плаще рубашка чище не станет, а в библиотеке все равно попросят снять верхнюю одежду, так что можно сделать это прямо сейчас. К тому же плащ мало уступает рубашке в «чистоте».
***
Рудольф выехал в дом Стоунзов немедленно. Элли встретила его на пороге в светлом летнем платье. Ее красивые черты расплылись, нос и веки были опухшими, красными. Зелень глаз, которую Рудольф в старые времена часто сравнивал с бушующим лесом, потускнела. Во всклокоченных каштановых волосах, стриженных под короткое каре, Кроу заметил первые седые волоски. Язык не поворачивался назвать ее Эльфом, как в старые времена.
– Заходи. Но у меня не прибрано, – она больше не плакала и говорила вполне разборчиво, только слишком холодно, как-то отстраненно.
– Ты что, одна? – Рудольф ощутил укол жалости.
– Дейзи обещала прийти сегодня. Задерживается.
Следом за Элли он прошел в комнату, отмечая про себя следы разрухи. На столе поверх коричневых разводов – три кружки с остатками кофе и полная пепельница. Под столом – вилка, видимо, упавшая, да так и не поднятая. На диване – подушка и скомканный плед. Все это безжалостно высвечено яркими лампами. Свет горел во всем доме. Рудольфу стало неловко при мысли, что придется сейчас вытягивать из этой убитой горем женщины правду о смерти Рэма. Но она начала рассказывать сама.