Когда я вываливаюсь на улицу, в лицо ударяет холодный зимний ветер, меня пошатывает. Я плюхаюсь на ступеньку и опускаю голову между коленей. Испарина на моем лице остывает, но головокружение никуда не девается. Сквозь полумрак я замечаю, как Олли садится рядом со мной.
— Я в норме. Не пропускай занятие, — бормочу я.
— Откуда ты знаешь, может мне тоже плохо?
Я поворачиваю голову и изучаю его лицо.
— По-моему, ты выглядишь здоровым.
— То, что я не так бледен, как ты, еще не значит, что я в порядке.
Лицо Олли часто сосредоточено, словно в его голове вечно бродят серьезные мысли. Сейчас его брови сведены еще сильнее.
Он обеспокоен, и не могу сказать, что мне от этого легче.
Олли поднимает лицо к небу.
— Я могу использовать тебя в качестве оправдания.
Я никак не могу понять, дразнит он меня или нет.
— Ладно.
Гул в ушах спадает, и голова начинает болеть, когда к ней снова приливает кровь. Ощущение болезненности не уходит.
— Я должна вернуться обратно.
Я оторвала себя от земли и качнулась. Олли подскакивает и поддерживает меня.
— Не лучшая идея.
— Я не хочу быть предметом обсуждений всю следующую неделю.
— Скорее всего, ты уже им стала.
Он прав. Я опускаю задницу обратно на ступеньку.
— Мне нехорошо.
— Только не блюй на мои ботинки, пожалуйста.
Я одариваю его полуулыбкой и устраиваю голову на своих коленях, отвернув от него лицо. Мне хочется, чтобы он ушел.
— Я принесу тебе воды.
Когда Олли исчезает в здании, я подумываю уйти. Пойти домой. Мое лицо пылает от стыда, и будет чудом, если я не умру. Я достаю телефон из кармана и думаю позвонить Эвану. Но в голове возникает его удивленный образ, и я колеблюсь. Все равно я с ним не разговариваю. Я до сих пор зла на него за то, что он уезжает на этих выходных, потому что без него я провалюсь на вечеринке в медицинском обществе.
— Ванесса. — Раздается голос позади меня, и я поворачиваю голову. Олли вкладывает в мои руки бумажный стаканчик с водой. Его ногти обкусаны, пальцы грубы. Не гладкие, как у Эвана.
— Несс.
— Несс? Ладно. — Он садится на ступеньку рядом со мной.
Последние несколько недель я все чаще и чаще зависала с ним и Джаредом, плюс иногда к нам присоединялась Сунита. Она очень тихая и, думается мне, ей нравится взбалмошность Джареда, освобождающая ее от необходимости говорить. Олли тоже не слишком разговорчив за границами тех двух бесед, что у нас были, а если и открывает рот, то лишь для того, чтобы обсудить задания на курсе. Или для того, чтобы одернуть Джареда — они с ним скорее братья, нежели кузены. Так что видеть, как этот сдержанный парень суетится вокруг меня — немного странно.