Он был уверен, абсолютно уверен, что это не сон. И вот доказательство: как раз в тот момент, когда он распахнул дверь в дядину спальню, там еще горел свет. 
Правда, он тут же потух, и Жиль не успел ничего увидеть. Он только услышал шаги человека, натыкавшегося на мебель, и другая дверь-та, что выходила в коридор,- тут же захлопнулась. 
Жиль упустил время. Он ничего не видел. И еще слишком плохо знал дом, чтобы безошибочно найти дорогу в темноте. 
Когда он выбрался в коридор, там уже никого не было; и все-таки Жиль не ошибся, потому что лампы еще горели. 
- Кто здесь? - зазвенел в пустоте его голос. Никакого ответа. Полная тишина. 
- Кто здесь? 
Жиль кинулся в левый флигель. Постоял у дверей тетки, прислушался, но постучать не посмел. 
Когда, обескураженный и напуганный, он возвращался к себе, навстречу ему по лестнице, ведущей на чердак, спустилась мадам Ренке в черном капоте, но без чулок. 
- Что тут стряслось? - осведомилась она. 
- Сам не знаю. Мне послышался шум. Экономка включила свет в комнате Жиля, увидела разбитый ночник, опрокинутый стул. 
- Сдается мне, вы сами и нашумели. Часто вы бродите во сне? 
Жиль не ответил. Он расширенными глазами глядел на комод: среди вещей, выложенных им с вечера из карманов, недоставало одной - ключа от сейфа. 
Он выдавил наконец: 
- Не знаю. 
- Приготовить вам горячий отвар? 
- Нет. Благодарю. 
- Теперь вы успокоились? Я могу идти спать? Ему удалось изобразить подобие улыбки. 
- Конечно. И прошу прощения. Когда мадам Ренке ушла, Жиль подбежал к окну. Машина с потушенными фарами стояла на месте. 
Мужчина, без сомнения, еще не вышел из дому. Он где-нибудь спрятался, может быть даже в спальне Колетты, и выжидает, пока Жиль заснет. 
Жиль поймал себя на том, что бормочет вполголоса: 
- На худой конец, во Французском банке есть второй ключ.- И несколько раз повторил: - Почему? Почему? Почему? 
Он весь взмок от пота, как в тот вечер, когда напился. И с трудом сдерживал слезы. 
- Я проторчу у окна сколько потребуется. Я увижу его. Я буду знать! 
Но Жиль ничего не увидел, п'отому что проснулся утром в постели, на которую его свалила усталость. 
Грузовики Мовуазена уже выезжали из бывшей церкви, и машина незнакомца давно исчезла в холодном рассвете, занимавшемся над набережной Урсулинок. 
Ни одно из событий наступившего дня не было само по себе сколько-нибудь примечательным, но совокупность их повлекла за собой такие важные последствия, что эта дата стала одной из самых важных в жизни Жиля Мовуазена. 
Доказательством этого с самого начала явились кое-какие признаки, неуловимые мелочи, над которыми лень задуматься и которые поражают нас позднее, когда мы наконец отдаем себе отчет в том, что они были предзнаменованием.