Но случилось так, что однажды в тиши утра, когда Эддард Старк стоял после завтрака у ворот своего замка и курил деревянную трубку, такую длинную, что она почти касалась груди, к нему подошла его жена, Кейтилин.
— Доброе утро! — сказал ей Эддард (или Нед, как она его частенько называла), желая сказать именно то, что утро доброе: солнце ярко сияло, а легкий снежок красиво кружился в его лучах. Сказал и выпустил замысловатое колечко из своей знаменитой трубки. Но Кейтилин лишь пристально поглядела на него.
— Может быть, и не такое уж доброе, Нед, — сказала она. — Сегодня прилетел ворон с известием. Умер десница короля, Джон Аррен, и теперь король направляется в Винтерфелл, чтобы предложить тебе эту должность.
Джон Аррен! Если вы слышали о нем хотя бы десятую долю того, что слыхал я, а я слышал лишь малую толику того, что про него рассказывают, вы тоже затрепетали бы от волнения и были подготовлены к любой, даже самой невероятной истории. Этот мужественный старик был первым советником (или десницей, как их часто называют) короля Роберта Баратеона столько лет, что Нед им уже и счет потерял. Как он мог умереть? И теперь ему придется стать десницей вместо Джона? Немыслимо!
— Ну уж нет! Мы, Старки, простой мирный народ, и таких приключений не жалуем. Бр-р-р, от них одно беспокойство и неприятности! Еще, чего доброго, казнить дезертира опоздаешь! Не понимаю, что в этой власти люди вообще находят хорошего, так я ему и скажу, — сказал Эддард Старк и, заложив большой палец за подтяжку, опять выпустил из трубки колечко, еще более роскошное. Затем он еще немного полюбовался на падающий снег, достал из ящика утреннюю почту и начал читать, притворяясь, будто забыл о Кейтилин. А та только вздохнула, развернулась и ушла командовать своими служанками, вышивать крестиком и вообще вести хозяйство в замке. Ей почему-то казалось, что ничем хорошим визит Роберта в Винтерфелл не закончится.
А вот как выглядел бы «Хоббит», если бы его писал Джордж Мартин.
Гномы, эльфы и люди вперемешку хлынули в ворота Бэг-Энда рекой золота, серебра и полированной стали; небольшой, но грозный отряд всего в две дюжины мечей, среди которых были и знатные вельможи подгорного народа, и присягнувшие им наемники, и вольные всадники, и, конечно, сам Гэндальф. Над их головами северный ветер теребил и трепал знамена, расшитые знаками Торина Оукеншильда — золотым дубовым суком на багровом фоне.
Бильбо знал многих. Вот сир Глоин Морийский, с волосами рыжими, как железная руда, а вот промелькнуло толстое лицо Бомбура Большого и жутковатая боевая кирка его брата Бифура. Высокий, светловолосый, насмешливо усмехающийся юноша возле него мог быть только принцем Фили, а тот лобастый, мрачный гном в черном дублете и с длинным мечом на поясе — безусловно, сам Торин Оукеншильд, сын Трейна, сына Трора, король-под-Горой и носитель Оркриста, Победителя Гоблинов.