– Ничего каверзного в вашем деле нет! – вставил адвокат.
– Нет так нет, – согласился Алексей. – Суть не в этом, а в том, что можете ли вы допустить, чисто логически, что я невиновен? Что меня действительно подставили? Усыпили и, пока я спал, сфабриковали все улики? В нашей колонии отбывало срок несколько врачей, в том числе один уролог из Твери. Он подтвердил все мои подозрения. Как врач. С научной точки зрения. Пока я был без сознания, эта якобы потерпевшая исцарапала меня, исцарапала себя моими руками, потерлась об меня, добыла мою сперму, ввела себе во влагалище… Хотите, я объясню в деталях, как все происходило? Мне все представлялось гораздо сложнее, чем урологу с пятнадцатилетним стажем…
«Нужны резиновая перчатка, шприц-десятка, лейкопластырь, немного вазелина и презерватив, – объяснял уролог Игорь Стоянович (отец его был болгарином). – Впрочем, можно обойтись и без перчатки. Все очень просто: раздеть, уложить набок, прилепить лейкопластырем презерватив к пенису, смазать палец вазелином, ввести в задний проход и помассировать простату. В выделившемся секрете будут присутствовать сперматозоиды. Набрать шприцом из презерватива, ввести во влагалище – вот главная улика и готова. По уму еще надо потереть как следует одно-другое, чтобы создать признаки длительного взаимодействия…»
– Не надо объяснять! – мотнул головой Владимир Ильич. – Я примерно представляю… Но не могу понять, что вам от меня надо! Хорошо – пусть такое возможно! Хорошо – пусть вы знаете, что вы ни в чем не виноваты! Но вы же понимаете, вы же должны понимать, что ни следователя, ни судью подобным логическим допущением убедить нельзя! Избранная вами линия защиты была заведомо провальной! Так любой прест… любой обвиняемый может заявить, что его подставили, и тогда…
– То есть вы, как юрист и человек, знакомый с делом, можете допустить, что меня подставили? – Алексей смотрел прямо в глаза адвокату, пытаясь угадать, о чем тот думает, пытаясь понять, имел ли Владимир Ильич свой корыстный интерес в его осуждении (Инга могла заплатить) или же просто пошел по пути наименьшего сопротивления, в первом случае у Алексея не было никаких шансов добиться желаемого. Во втором шанс был, хоть и небольшой. – Речь идет только о том, можно ли допустить такую возможность…
– Вам-то это зачем?! – простонал адвокат, скривившись, словно съел что-то кислое. – Вы же сами знаете правду. Никто ее не знает лучше вас! Зачем вам мои допущения? Какой в них прок, особенно после отбытия наказания? Зачем ворошить старое? Вы хотите оправдаться? Избавиться от судимости? Да она погасится гораздо скорее, чем вы добьетесь оправдания! Оправдания вы вообще не добьетесь, не тот случай! Судимость за совершение тяжких преступлений погашается через шесть лет после отбытия наказания. Сколько вы уже на свободе? Год? Два?