Беременность у Инны протекала тяжело. Токсикоз начался рано, на седьмой неделе, и длился долго. Потом был небольшой светлый промежуток, а за три недели до родов Инну снова начало мутить, но уже не так сильно, как прежде. Беды с проблемами не ходят поодиночке. К токсикозу добавилась угроза прерывания беременности. Строгий постельный режим, три госпитализации. Алексею до невероятного было жаль жену, настолько жаль, что порой сама мысль о продолжении рода казалась глупой, нелепой и даже кощунственной. Зачем все это, если на Инну без слез смотреть невозможно? Лежит, бедняжка, вся зеленая, встать боится, от каждой колики в животе приходит в ужас – уж не выкидыш ли?
Больше всего пугало то, что Инна почти ничего не ела. Возьмет яблоко, откусит разок, пожует и отложит в сторону. Попросит селедку, а когда принесешь, скривится – как-то не так пахнет, совсем не селедкой.
– Ничего страшного, – успокаивала Вероника Самсоновна, врач, наблюдавшая Инну. – Свое организм все равно стребует, Инночка у нас всегда съест, сколько ей надо. Кусочек того, кусочек этого… Страшнее, когда у будущей мамочки волчий аппетит. Тогда проблемы и до, и в процессе, и после…
С Вероникой Самсоновной им определенно повезло. Внимательная, душевная, грамотная и очень терпеливая. Одно и то же может объяснять по десять раз без каких-либо признаков раздражения. При заключении контракта главный врач сразу же посоветовала Веронику Самсоновну. Сказала, что у нее в роддоме все врачи хорошие, но Гарусинская на порядок лучше остальных. Корифей акушерского ремесла, так сказать. При знакомстве Вероника Самсоновна Алексею не понравилась. Маленькая, невзрачная, смешливая, держится запросто, никакой солидности. Алексей больше привык к представительным врачам «профессорского» вида. Во всяком случае, именно с такими его сводила жизнь. Алексей считал, что чем солиднее держится врач, тем он опытнее. Но Инна просто влюбилась в Веронику Самсоновну с первого взгляда, а ее слово при выборе врача было решающим. Примерно через неделю, после второго разговора с Вероникой Самсоновной по телефону, Алексей изменил свое мнение о ней.
На контракте, хотя это было и не совсем по средствам, настоял Алексей. Хотелось, чтобы у Инны все было в порядке, тем более что состояние, в котором пребывала отечественная медицина в первой половине девяностых, мягко говоря, настораживало (а если уж говорить начистоту, то есть грубо, – ввергало в ужас). Ближний к дому роддом закрыли, потому что там случилась какая-то эпидемия локального масштаба, про те, что находились подальше, рассказывали такие ужасы, от которых волосы дыбом вставали, короче говоря, ситуация побуждала к действиям. Несмотря на робкие протесты Инны («Ну что ты волнуешься, не все так страшно, как рассказывают…»), Алексей поднапрягся и устроил жену наблюдаться и рожать в лучшую, на его взгляд, клинику Москвы. Клиника эта, гордо называвшаяся институтом, находилась на другом конце города, но это было единственным недостатком, дальше шли достоинства – индивидуальный врач, наблюдающий и принимающий роды, внимательное отношение, одноместные палаты, чистота, порядок… Очень впечатляла обстановка – никаких характерных «больнично-поликлинических» примет. Стены выкрашены в голубой и оранжевый цвета, вместо обшарпанных банкеток в коридорах стояли удобные диваны, картины на стенах… И персонал ходил не в белых, а в розовых халатах, что почему-то тоже радовало. Но приветливость персонала радовала больше. Хорошее стоило дорого, но сумма, во время телефонного разговора показавшаяся небывало высокой, после первого же визита в клинику воспринималась как вполне адекватная.