Верить можно только самым близким, поняла Инна. Тем, кого знаешь с рождения. Тем, кто вырос на твоих глазах, – сестре, дочери. Тем, кого знаешь «от и до». Тем, в ком уверена, как в себе самой. Теперь, после того как наваждение, принимаемое за любовь, улетучилось, когда розовые очки были сняты, Инна поняла многое. Потому что захотела понять. И про то, как жестко муж порой увольнял сотрудников, и про командировки, в которых, на ее взгляд, не было особой нужды – большинство вопросов можно спокойно решить по телефону или по переписке, и про туманные фразы насчет будущего… Даже то, что Алексей никогда не настаивал на близости, если ей самой этого не хотелось, Инна сейчас трактовала не как достоинство (проявление уважения), а как недостаток – было, небось, кого домогаться, вот и не настаивал. Мысли услужливы. Стоит только направить их в нужную сторону, как они резво помчатся и начнут выдвигать один довод за другим.
«Как я могла так ошибаться? – удивлялась Инга и сама же отвечала на свой вопрос: – А так вот и могла! Как все. Не я первая, не я последняя…»
Утешения в том, что «не я первая, не я последняя», не было. Скорее – горечь. Ну почему мир так несовершенен? Почему наградой за любовь становится разочарование? Почему?
Инна с тревогой присматривалась к дочери: не унаследовала ли она отцовской жестокости? Как ни присматривалась, ничего углядеть не могла, но легче от этого не становилось. У Алексея тоже ничего не углядела, обольщалась почти пятнадцать лет. Ну, не пятнадцать, так близко к тому. Но дочь мало чем пошла в отца, разве что голос у нее был такой же низковатый и сочный. Все остальное от матери, натуральная Косаровицкая, продолжательница рода. Отец иногда высказывался в том смысле, что жаль фамилию, пропадет, дочери возьмут фамилии мужей, и не будет больше Косаровицких. А жаль, род древний, славный, да и вообще… А Лиза, как подслушав дедушкины слова, твердо решила стать Косаровицкой и сказала, что никогда больше эту фамилию ни на какую другую не сменит. Ни за какие коврижки. Жаль дочку. После такой травмы, которую нанес ей отец, никому из людей, никому из мужчин верить не будешь. А как жить, если людям не верить? Инне хорошо, у нее есть Инга, а у Лизы ни братика, ни сестренки… Одной плохо, одной очень плохо.
Долгое время состояние было таким, что хоть головой о стенку бейся, хоть в петлю лезь. Если бы не Лиза, то неизвестно, до чего бы вообще дошло, потому что иной раз жить было просто невмоготу. Но ради Лизы Инна брала себя в руки, стискивала, что было силы, зубы и говорила себе: «И это пройдет!» А оно все не проходило. Разочарование, обида, досада, чувство собственной неполноценности – ну как же могла так обманываться? Но надо было жить. Ради Лизы. Ради Инги. У сестры, кроме нее, никого не было. И если вдуматься, то все беды сестры происходили от Алексея. Это он познакомил Ингу с ее мужем, хорошим, но не слишком дальновидным человеком, это он пригласил ее работать вместе… Бедная Инга, она так мечтала об адвокатской практике, а стала совладелицей транспортной компании, которую сейчас пытается вытянуть на своих хрупких плечах! И ведь вытянет! Инга, она такая ответственная. Если решила, то непременно сделает. Хорошо, что на свете есть Инга. Инна не раз хотела сказать сестре, как она счастлива от того, что у нее есть такая сестра, да все нужных слов не находила и боялась показаться смешной. И еще боялась показаться неискренней, мол, раньше, пока был Алексей, не говорила сестре, как она ее ценит, а теперь вдруг решила сказать. Как-то странно и наводит на подозрения, потому и молчала. Но сказать, наверное, все же стоило. Прикольно: по рождению старшей была Инна, первой из материнской утробы вылезла, а по жизни старшей оказалась Инга. Оказалась, но нисколько не кичилась своим старшинством. Милая, милая Инга, сестра, о которой можно только мечтать… Нет ничего лучше сестры-близнеца! Это же твоя копия и в то же время совершенно другой человек. Свой, но другой. Родной, но не ты. Всегда поймет, но выскажет свое мнение. Всегда поддержит, но льстить и врать не станет, скажет правду в глаза. Хорошо, что есть сестра!