Акции Инги, и до того котировавшиеся весьма высоко, взлетели чуть ли не до небес. Ни единого слова упрека, ни малейшего недовольства (а ведь могла упрекнуть и выразить, могла), ничего, кроме понимания и поддержки. Неизвестно, что стало бы с Инной без поддержки сестры, смогла бы она выстоять, выдержать все, в том числе и суд. Впрочем, на суде было уже легче, чем на свидании. Когда в ответ на вопрос: «Как ты мог, Леша?» – Алексей принялся нести что-то про то, что его подставили, и (какая низость!) попытался бросить тень на Ингу (разве Инга била эту несчастную девушку Нину по лицу и кусала ее?), Инна не выдержала, сорвалась, устроила истерику. А может, и хорошо, что не выдержала, зато выразила свое отношение к поступку Алексея в форме, не могущей иметь двоякого толкования. Сказала ему, кто он есть, и швырнула в наглую бессовестную физиономию то самое кольцо, которое он ей когда-то надел на палец. Пусть знает! Пусть понимает! Пусть почувствует! Если он способен понимать и чувствовать! Нет, ну как такое возможно, ради утоления минутной прихоти, ради своего удовольствия… Когда Инна начинала думать об этом, в глазах сразу же темнело, сердце сжималось, и спирало дыхание… Надо же, какой негодяй и как искусно притворялся! Настолько, что она ему верила!
Инна решила, что письма, которые будут приходить из колонии (она была уверена в том, что Алексей буквально забросает ее письмами), она станет рвать, не читая. В мелкие клочки. Рвать! А лучше – жечь! Но писем не было, и это обстоятельство тоже свидетельствовало не в пользу Алексея. Невинно обвиненный человек приложит максимум усилий к тому, чтобы оправдаться. Он просто не сможет смириться с несправедливостью, забросает все инстанции жалобами, а всех близких – письмами. Так, во всяком случае, казалось Инне. И то, что Алексей после того, единственного свидания хранил молчание, не пытаясь больше ничего доказывать и ничего объяснять, напрямую свидетельствовало о его вине. Знает кошка, чье сало съела, это у нее на морде написано…
Было жаль всех – себя, сестру, дочь, несчастную Нину… Всех, кроме Алексея. Инна пыталась вычеркнуть его из жизни (это выражение впервые употребила дочь – хорошо сказано), пыталась забыть, пыталась сделать вид, что у нее не было никакого мужа, но не получалось. Алексей постоянно возвращался – в воспоминаниях, во снах, в разговорах с сестрой. Дошло до того, что сестра сказала, что пора бы ей уже успокоиться. Сказала мягко, без малейшего упрека, скорее, с заботой и состраданием, но сигнал прозвучал явственно.