По крайней мере, так я себе говорю.
Плеснув порцию скотча ровно на два пальца, ставлю бутылку обратно на верхнюю полку и беру стакан в руку.
— Думаю, сейчас мы все выясним, — подмигнув, произношу я и оставляю ее одну.
Мои глаза устремлены на Ребела, когда я направляюсь к нему. Мне нравится, как его темные глаза выдают его с головой. Взгляд блуждает по моему телу, глаза будто впитывают каждую частичку меня, что было бы неуместно, будь мы где-то в другом месте. Ставлю перед ним стакан, не обращая внимания на дрожь удовольствия, которая волной растекается по моему позвоночнику.
Его губы изгибаются в медленной ухмылке, когда он тянется к бокалу, и хотя я знаю, что должна, не могу заставить себя уйти. С восхищением наблюдаю, как он подносит стакан к пухлым губам и пьет. У него широкое горло, покрытое однодневной щетиной, и когда он делает глоток, я представляю, как провожу по нему языком, ощущая на его коже привкус соли и одеколон.
— Ты помнишь. — Его проникновенный голос тут же эхом отзывается в моем сердце. Я могла бы притвориться равнодушной, но мы оба знаем, что это будет неправдой.
— Как я могла забыть? — небрежно произношу я. — Ты человек привычки.
На его лице все та же сексуальная улыбка, пока он обдумывает ответ.
— Что ты делаешь остаток вечера, Джозефин?
— Работа, дом, постель, в такой последовательности. — отвечаю я, замечая, что мое настроение слегка становится лучше. Я не настроена играть ни в какие игры. А уж тем более с Ребелом, его доминированием и выражением власти надо мной. Да, раньше мне это нравилось, и если честно, то нравится до сих пор, но мне все еще обидно от того, как он себя повел в доме своих родителей в прошлые выходные.
Ребел отнесся ко мне так, будто я была какой-то пешкой в шахматной игре. Был так занят, пытаясь обыграть своего брата, что забыл, что и я человек, и у меня есть чувства. Знаю, что не смогу вечно хранить в секрете эту сторону своей жизни, но когда про это становится известно, я хочу, чтобы это происходило на моих условиях. А вот чего я не хочу, так это чтобы информация использовалась в качестве рычага, а Ребел поступил именно так.
Ладонь мужчины скользит по моему бедру и поглаживает спину, притягивая меня ближе, пока его бедро не упирается мне в живот, теперь ему приходится запрокидывать голову назад, чтобы меня видеть.
— Когда ты говоришь кровать, я думаю, что ты имеешь в виду мою.
У меня вырывается легкая усмешка, и я качаю головой.
— Это ведь не так работает, забыл? А как же полная анонимность?
Его глаза темнеют и теперь напоминают бурлящий омут ночного водоема.