Через неделю капитан, который был старшим офицером до меня, уехал. Чему-то он меня все же выучил. Стало понятно — как оформлять прием цистерн с бензином и прочим, как выдавать в части горючесмазочные материалы по специальным картонным «чек-требованиям», как вести учет и составлять квартальные отчеты по движению матценностей. Кое-что, как мне показалось, он сам знал не особенно твердо, но я надеялся, что уж как-нибудь разберусь. Хуже мне показалась работа с секретными документами и почтой, за которой раз в неделю надо было ездить в райцентр, где на райпочте была особая комнатка для спецкорреспонденции. Ну, а мобилизационная работа, которая тоже числилась за мной, оставалась некоторой загадкой и я мог только надеяться, что в ближайший месяц враги не нападут. А к началу октября я должен был уехать на два месяца в Уссурийск на двухмесячные офицерские сборы для таких призванных после ВУЗов, как я.
В общем, дни были как-то заняты, я кроме всего ходил по складу со сверхсрочниками, показывавшими мне — где что. Сидел у себя за двумя железными дверями, рассматривая инструкции по секретке и мобработе. Как-то время уходило. А вот в пять часов, когда я опечатывал секретку и уходил к себе на койку в пожарке, то наступала тоска. Там у меня в комнатке лежали старые номера журнала «Охота и охотничье хозяйство» лет за двадцать. Пробовал я читать — но не шло. Как-то мне без интереса были ихние скрадки, привада для зайцев и прочие хитрости. У всех остальных были свои дела: огород, кабанчик, корова, в свободное время еще и телевизор с «Кабачком 13 стульев». Но не у меня же!
Надо сказать, что эта унылая тоска еще и нацело лишила меня интереса к еде. Не мог и всё! Чай я еще пил, когда моя секретарша Раиса Ивановна заваривала, а обед употребил только один раз, в первые дни, когда гуляя по поселку забрел в чайную и взял себе азу по-татарски и бутылку дагестанского портвейна. Ну, еще закусил самодельными грибками и котлетами старлея Володи, когда обмывали мой приезд. А так никак не тянуло. Ел я за день один раз, когда к семи вечера мои пожарные сварят себе картошки, нажарят луку с желтым прошлогодним салом своего производства и наделают толченки. Тут они стучали в мою дверь и вежливо звали: «Товарищ лейтенант, идемте ужинать». Я вставал, быстренько выпивал кружку разведенного и с благодарностью шел к ним за стол. Я, как понимаете, такой толченки раньше никогда не ел — твердо знал из детского опыта, что картофельное пюре должно разводиться молоком. А оказалось, что это вполне съедобно, особенно после хорошей дозы спирта. Но вот утром и опять до семи вечера принимать пищу я не мог.