А представь себе урок логики, когда он демонстрирует нам образцы логических конструкций:
— Посылка: Женщины, носящие больше 20-ти пуговиц на платье — дуры. У Марьи Ивановны 25 пуговиц на платье…
И тут весь класс радостным 40-голосым хором:
— Марья Ивановна — дурра-а-а!
Василий смеялся вместе с нами…Взахлёб…
Вот, может быть, и у вас мелькнет слово, которое всплыло из глубин подсознания у меня — лишний человек. Мне как-то кажется, что оно не обязательно связано с исторической обстановкой николаевского царствования. Просто везде, где яркий, незаурядный человек по определению не востребован временем и местом — будет то же самое.
Секс, " наука страсти нежной", забравший под себя не только свое законное место, но и сектор сознания, запрограммированный под профессиональную деятельность; бухалово, " вошел — и пробка в потолок", " безвременье вливало водку в нас"; тяга куда-то, лишь бы не сюда, " им овладело беспокойство, охота к перемене мест", " а я еду за туманом, за туманом…". Ну, и так далее.
А человек был, действительно, незаурядный. Владеющий словом, что у наших педагогов редкость. Юмор у него, по правде говоря, был достаточно сильно адаптирован к аудитории. Была в нашем классе милая девочка Инна Бернштейн. Разумеется, для нее и ее подружек, как для всяких нормальных девушек, любой повод пожужжать был подарком. На Васиных уроках истории и обществоведения это пресекалось окликом, правильно Дима написал, очень красивого и глубокого голоса: 9 — Ну вы там, Бернштейн и бернштейнианцы! Конец дискуссиям!
Надо сказать, что благодаря обстоятельству последней десятилетки, собравшему в школе не самых слабых старшеклассников со всего города, общий уровень у нас был повыше среднесоюзного стандарта. Дело, как мне представляется, было не столько в способностях, сколько, как замечательно сформулировано в одной статейке[2] — в мотивированности.
Способности, конечно, играют свою роль. Но уж для одоления школьного курса с запасом плавучести какие такие нужны особые таланты? Конечно, тема о мотивированности, заинтересованности школьника в знаниях болезненная. Возникает вопрос о неумелости либо равнодушном воздержании родителей и учителей — гораздо для самоуспокоения лучше, если вся фишка в генетически обусловленных дарованиях, с которыми все одно ничего не поделаешь. В то время в Союзе были в моде точные науки — вот вам и взрыв дарований в этой области. История в число уж очень любимых наук не входила, поскольку к нашему времени насчет ее продажности специально говорить не приходилось. Так что она держалась скорей на личной популярности Василия Алексеевича. Сколько я понимаю, на прекрасную половину старших классов действовало еще и его обаяние с ярко выраженной эротической струной. Доходило ли дело до конкретных романов — сомневаюсь. А впрочем? Во всяком случае, в ночь выпуска, предшествующего нашему, куда меня привели из палатки пригородной геодезической партии собственные контакты по этой же части, девки липли к нему, как нынешние тинэйджерки к рок-звезде. Я даже маленько приревновал свой собственный предмет интересов к этому, как мне однозначно представлялось, старику.