Из-за потери цепочки я особо не переживала. С этим украшением меня не связывали сентиментальные воспоминания, и стоило оно недорого. Тем не менее, её пропажа меня обеспокоила. Я теряла вещи и раньше. Во время приступов куда-то их засовывала, но куда конкретно потом не помнила. Точно таким же образом я много вещей и находила. Как-то раз я вышла из магазина, зажав в кулаке пригоршню гигиенических помад, которые, должно быть, нечаянно прихватила. Потом я сгорала со стыда, и не рассказывала об этом случае никому, даже маме. Прошло уже четыре года, но я до сих пор находила помады в сумках и карманах. Я была на сто процентов уверена, что потеряла цепочку не во время приступа. Из кофейни я отправилась домой пешком. Ледяной ветер превратил волоски в моём носу в тонкие сосульки. Это, вероятно, привело к тому, что я не уловила аромат апельсинов. С другой стороны, приступ мог произойти и без предварительного тревожного сигнала. Многие люди с диссоциативными расстройствами вообще не получают сигналы и не могут потом вспомнить, что с ними случилось.
От этой мысли я протрезвела быстрее, чем старшеклассник, которого после выпускного задержал шериф.
Я заморгала, чтобы стекли слёзы. Они жгли мне глаза. Затем сделала медленный и глубокий вдох. Выдох. Ещё раз. Когда я сконцентрировалась на третьем выдохе, то заметила, что чуть-чуть успокоилась. Конечно, не намного, но достаточно, чтобы унялось сердцебиение.
Когда несколько лет назад традиционная медицина с её латынью так и не смогла диагностировать, что же всё-таки произошло с моим мозгом, на помощь пришли альтернативные методы лечения. Я страдала от иголочных уколов и принимала таблетки, от которых было больше побочных эффектов, чем облегчения, хотя обещали они обратное. Акупунктура лечила мою болезнь хуже, чем западная медицина, но я предпочитала иголки. Не хотелось ежедневно пичкать свой организм потенциально ядовитыми химикатами. Медитация не смогла полностью изгнать мои страхи, но улучшила настроение. А после того, как методом проб и ошибок я обнаружила, что склонна к приступам, когда утомлена, перевозбуждена или понервничала, медитация вошла в мой ежедневный ритуал.
По моим ощущениям, это работало. По крайней мере, казалось, что работало. Последние два года прошли без приступов. Так было до недавнего времени. И даже эти три оказались столь короткими, что не стоило обращать на них внимания…
— Вот, чёрт, — мой голос прозвучал грубо и напряжённо.
В зеркале спальни отразилось моё лицо. Бледные щёки, глубокие тени под глазами, губы вытянулись в тонкую ниточку и старались сдержать всхлипы. Приступы никогда не вызывали физическую боль. Они наносили мне душевные раны.