При каждой мысли об этом, ярость все сильнее закипает во мне.
Я сделала несколько глубоких вдохов. Нужно просто улыбнуться и притвориться, что ее нет рядом. Но мой мир катится вниз по спирали, и я с удовольствием придушила бы Ригэн, лишь бы она заткнулась.
— Мне так хочется узнать почему ты здесь, — произносит она.
Прежде чем уйти, я опираюсь руками на стол и смотрю на нее.
— Основное правило Фэйрфакса — никогда ни у кого не спрашивать, как человек сюда попал, почему, и как долго он здесь. И что-то подсказывает мне, что ты не первый раз в подобном месте. Разумеется, ты уже знаешь правила игры.
Я знаю, что мои слова задели ее за живое. Она шокировано распахнула глаза, но все же слабо улыбнулась.
— Слушать такое крайне неприятно.
Я пожимаю плечами. Велика вероятность, что вскоре я об этом пожалею, но не сейчас.
— Мне кажется я знаю, почему ты здесь. Хочешь знать?
Медленно уходя, я бросаю через плечо:
— Нет.
— Думаю, что ты здесь, потому что ты слабая! — кричит мне вслед Ригэн. Я застываю как вкопанная. Кровь приливает к лицу. Я не оборачиваюсь, но чувствую, как Ригэн улыбается.
— Да, так и есть, ты слабая. Расхаживаешь здесь, словно это твои владения, считаешь, что твоя фальшивая жизнь прекрасна, но правда в том, что ты слабая и мягкотелая. Ты — жертва.
Жертва. Ригэн выплюнула это слово, словно оно ядовитое.
Не в силах больше этого терпеть, я оборачиваюсь.
— Заткнись.
Улыбнувшись, Ригэн вскакивает со стула и встает за спиной другой пациентки.
— Вот она разговаривает со своей рукой. Путает дни. Чокнутая.
Она подбегает к следующему столику, плюхается на свободный стул и тычет пальцем в сторону женщины, неотрывно глядящей на часы.
— Она думает, что сейчас 1993. Курт Кобейн все еще поет, а президент страны — Клинтон. Она поехавшая.
Затем она медленно встает и смотрит мне в глаза.
— Но ты? Ты видишь себя. Ты разговариваешь. Ты здесь. Тем не менее, ты боишься всего. Стоит только препятствию появиться у тебя на пути, как ты сразу же сдаешься. Единственное, что ты делаешь — ухаживаешь за ребенком…
Ригэн сумасшедшая. Она громкая, всегда шутит и указывает на чужие проблемы, поэтому на нее никто не обращает внимания. Я все это знаю, но тем не менее иду к ней. Я заглотила наживку.
— Заткнись!
— Ты можешь менять ей чертовы подгузники. Можешь кормить ее и петь всякие песенки, но это ничего не изменит. Хочешь знать почему? — она наклоняется поближе. — Потому что ты плохая мать.
Ксандэр выдыхает. Не смеется. Сьюзан за стойкой медсестер, но она медленно встает со стула, оценивающе глядя на Ригэн. Элис же улыбается.