Это просто мое воображение. Вот что происходит, когда страх берет над тобой верх.
Но он здесь. Он настоящий.
— Они забрали ее, — стону я, — они забрали мою дочь.
— Это исключительно твоя вина.
Голос Уэса, до этого звучавший нежно и мило, становится грубым и жестоким.
— У меня была запланирована прекрасная жизнь для нас. Ты ведь это понимаешь, правда?
Может быть, если закрою глаза, если поговорю с ним, он просто исчезнет.
— Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться, — монотонно повторяю я.
— Прекрати, — рычит он.
Я не прекращаю. С каждым словом, голос становится громче.
— Скоро все закончится, не успев начаться….
— Прекрати это!
Он хватает меня за руки. Трясет меня, кричит, чтобы я замолчала.
Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза и сосчитай до десяти. Скоро все закончится, не успев начаться. Закрой глаза…
Дверь медленно открывается.
Я даже не пытаюсь поднять голову. Я наобум бью рукой по стене, снова и снова. Шорох, который моя ладонь издает касаясь мягкой обивки, — единственное напоминание о том, что я все еще жива и все еще здесь.
— Виктория, мне так жаль.
Доктор Кэллоуэй наклоняется и опускается на колени рядом со мной. На ее лице застыло выражение озабоченности. Я безучастно смотрю на нее.
— Я не знала, что ты провела тут всю ночь. Я бы никогда этого не допустила.
Она кладет руку мне на плечо, и я резко отстраняюсь от ее прикосновения.
— Мне так жаль, — повторяет она.
Доктор Кэллоуэй протягивает мне руку, но я встаю сама. Она не закрыла за собой дверь, и теперь я слышу очень слабые голоса медсестер и пациентов.
— Как долго я была здесь? — мой голос надламывается.
— Только одну ночь. Не больше девяти часов.
Невозможно. Такое ощущение, что прошли годы.
В этот момент в голове всплывает образ Эвелин.
— Где моя дочь?
Доктор Кэллоуэй вытягивает перед собой руки.
— Она в порядке. В порядке.
— Где она?
Теперь в моем голосе звучит безумие. Пока не увижу ее собственными глазами, не успокоюсь. Самое страшное в этой комнате — это разлука. Бесчисленное количество раз я слышала ее крики. Но некоторое время назад, не знаю, когда, они прекратились. И тогда я начала бояться самого худшего.
Знаю, звучит невероятно, но, когда я пыталась нащупать собственный пульс, твердя себе, что если смогу найти его, то моя дочь все еще жива, я не нашла его.
— Где она? — кричу я.
— Виктория, она в порядке. Но мне нужно поговорить с тобой о том, что я нашла в твоем деле. Я…