Эх, если бы воображаемые друзья могли остаться рядом и в более старшем возрасте. Может быть, тогда все казалось бы не таким жестоким.
Не знаю, почему мама по-прежнему живет здесь. Я уехала после колледжа, а мой брат съехал за три года до этого. Полагаю, что она осталась здесь из-за воспоминаний. Знаю, что того же она хотела бы и для меня, но я не настолько жестока, чтобы говорить ей, что у меня нет желания жить в таком большом доме, в котором вполне могу потеряться.
— О чем болтаете?
Я обернулась на голос Уэса. Он закрыл за собой дверь во внутренний дворик и улыбнулся мне. Его черная рубашка была дополнена такими же темными черными широкими брюками. Рукава были закатаны до локтей. Солнце слепило, отражаясь от часов на его левом запястье. Встав позади меня, он обнял меня за плечи. Моя голова уперлась в твердые мускулы его живота.
— О, ни о чем, — с легкостью ответила моя мать, — Просто говорю о том, как сильно тебе повезло с моей дочерью.
Уэс схватил стул и придвинулся поближе ко мне. Он одарил меня ухмылкой. Той, которая покорила меня и не хочет отпускать.
— Я счастливчик, это уж точно.
Декабрь 2012
У женщины были серьезные ушибы.
Губы были разбиты.
Флуоресцентные лампы не сильно улучшали картину, они подчеркивали каждый изъян. Она прижала правую руку к груди, не давая мне или доктору Пеллетьеру взглянуть на нее. Я была уверена, что у нее растяжение связок.
Доктор Пеллетьер — пожилой ворчливый мужчина. Но, если бы вы видели его манеру поведения, то поняли бы, что он заботливый человек. На протяжении последнего года я постоянно с ним работала. Когда бы ни была его смена, я знала, что время с ним пролетит незаметно.
Он в шестой раз спросил, как женщина получила травму. Хотя он каждый раз задавал вопрос по-разному, ее ответ всегда звучал одинаково: упала с лестницы. Поскользнулась на воде, которую разлили дети. Просто несчастный случай.
Я слышала так много оправданий синякам и сломанным костям, что пора писать книгу. По мрачному виду доктора Пеллетьера, я поняла, что он чувствует то же самое. Его глаза ничего не выражали, но плечи слегка опустились.
Доктор Пеллетьер велел ей отдыхать и вышел из палаты. Я осталась внутри и, дождавшись пока закроется дверь, улыбнулась ей утешительной улыбкой.
Женщину звали Алекс.
Вряд ли она старше меня более чем на несколько недель. Но жизнь не была добра к ней. Кожа у нее была желтоватого оттенка, пустые глаза, тусклые волосы чуть ниже плеч. Если бы было можно, я бы заперла ее в этой палате, пока она, наконец, не согласилась бы уйти от него ради всего святого.