— Может, и тройничный. Попробуем уколы. Они снимут боль. Но, все-таки, по-моему, у вас все идет от зуба. Зря она не послала вас на снимок, в рентгеновский кабинет.
Две недели Андрея кололи, два раза в день кормили таблетками, и дело вроде пошло на поправку: его выписали.
Сдав больничный в бухгалтерию, Андрей зашел к товарищам по работе, в свой отдел, объяснил им историю своих болезней, потом направился на доклад к шефу.
Пожали друг другу руки, и Булатов предложил присесть. Обменявшись с ним взглядами, Андрей невольно заметил, что в шефе произошла некоторая перемена, что-то несвойственное появилось в его облике. Хотя, на первый взгляд, то же спокойное лицо, годами отработанная непринужденная медлительность, степенная уравновешенность, но было и другое: немногословие и некоторая отчужденность во взгляде. Он почти не говорил, к тому же так смотрел на Андрея, словно впервые открывал его для себя. Это не укрылось от Лопатьева, и он спросил:
— Что, очень изменился после больницы?
— Да, в некотором роде. Но не в этом дело. У меня есть разговор к тебе. Хотел сейчас. Но вижу, не успеваю: надо ехать на заседание межведомственной комиссии. А вечером — в столицу. В главк. Давай встретимся в понедельник.
— Я готов! — ответил Андрей и, пытаясь догадаться, о чем предстоит разговор с шефом, вышел и направился на автобусную остановку, решив навестить мать, узнать, как она живет после болезни. У нее, встретив брата и сестру, Андрей просидел долго. Посмотрев на часы, заторопился на почту за письмом, боясь опоздать, взял такси.
Интересно, думал Андрей по дороге к старому, но внушительному зданию главпочтамта, есть ли мне письмо? Как они там? Наверное, тоже беспокоятся: все-таки больше месяца в больнице пролежал. А в нее, к сожалению, мы дорогу находим не в лучшие дни нашей жизни. Сейчас все выясним. Здорово кто-то придумал связь посредством писем. Интересно, кто именно и когда. Впрочем, важно и ценно другое: всего листочек, иногда совсем крохотный, а сколько он радости может доставить человеку! В войну, например, как их ожидали! Эти сложенные треугольником листочки были на вес золота, даже, наверняка, дороже сердцу каждого, у кого там, на фронте, находился родной или близкий человек. А ведь ко всему как практично придумано! Сколько бумаги экономили. Теперь море конвертов, открыток — только пиши! Но сейчас, видимо, столько и так уже не пишут. И не ожидают нетерпеливо, упорно, целыми семьями желанного треугольника.
Письмо — это своего рода зеркало души человека, хотя, конечно, нелегко высказать на нескольких листочках или в нескольких строчках все, что в душе человека таится. Но можно. Каких только писем не бывает!