С небольших мостков Андрей вымыл резиновые сапоги, стряхнул мусор с одежды и, довольный, что славно потрудился, пошагал в дом, где топилась печка, и на одной из конфорок ее разогревался чайник с родниковой водой, на другой — вермишель с мясом.
«Брошенный ручей… Осот, кустарник, ил — все против него. Он с трудом пробивается к речке. Вот и я так же, — думал Андрей. — Я тоже здесь один. И везде пока один».
Но Андрей не сожалел о своем одиночестве: у него сдвинулась с мертвой точки и пошла, пошла докторская. Писалось хорошо, мысли формулировались четко. Этому способствовала обстановка, которую он создал себе в доме. Письменный стол Андрей поставил в самый угол, так, чтобы сидеть лицом к стене. Ее однотонная зеленоватая поверхность не отвлекала внимания, и все мысли как-то сразу сосредоточивались на схемах, диаграммах и прочих материалах, разложенных на двух столах.
Андрей умылся, переоделся в спортивный костюм, включил транзистор, подаренный ему сотрудниками отдела в день рождения, и стал ужинать, невольно думая о том, почему Полина так долго ничего не пишет. Сидельников, вернувшийся из отпуска, пришел на работу буквально за день до скандала с Анной. Но и с ним Полина не прислала ни строчки, лишь сказала, что, дескать, когда приедет Андрей сам — поговорим обо всем. Странно… Что у нее там произошло? Может, обидел чем? Ничего вроде такого не делал. Но все же что-то случилось. И на душе стало скверно-прескверно. Тоска невыносимая. Андрей уже точно знал, что доброго ждать ему нечего: интуиция его никогда не подводила. Не зря в народе говорят: одна беда не приходит. «Останусь совсем один. И тоже, как ручей, совсем захирею…»
Андрей как в воду глядел: беда одна не приходит. И в том, что она пришла, виноват был он сам. После одного из скандалов с Анной Андрей перепутал конверты, и в руки Полины попало письмо, адресованное ее подруге Ольге. Конечно, в этом письме Андрей писал о вещах вполне прозаических, о том, что обещанную Ольге хлебницу, которые пользуются большим спросом даже в Москве, он купил и привезет сам или пришлет посылкой. Вероятнее всего, посылкой. Никакой крамолы это не представляло. Лишь последняя фраза: «До скорой встречи. Целую Вас, такую обворожительную и необыкновенную. А. Л.». И именно в этом Полина усмотрела нечто явно подозрительное. «Мог и не писать ей, — горячилась она. — Мог через меня передать, и все. Никаких вопросов. Но не захотел. А почему? Почему не доверил мне?»
Она буквально не находила себе места. И хотя подруга пыталась ее убедить, что у них с Андреем ничего не было, Полина не просто перестала видеться с ней, но прекратила всякие отношения, поставив крест на их многолетней дружбе. «Раз оправдывалась — значит, что-то было, — рассуждала она. — Предательница! И он предатель. Такова жизнь. Кому же верить? Ближайшей, задушевной подруге — нельзя. Любимый человек, которого чуть ли не боготворила, тоже оказался не на высоте. Да что там! Предатель! Как можно? В голове не укладывается. Зато все просто и ясно у него. А собственно, кто он для меня? Человек, который занят, связан семьей; который, видимо, никогда не решится на смелый шаг. Зачем ему это? Зачем ломать и осложнять свою жизнь? И без этого шага разве ему плохо? Ему не плохо. Ему прекрасно. У него, на зависть многим, две