Как же трудно перебороть себя! Мне это еще предстоит. А вот Травкин уже сделал это и теперь твердо стоит на лесах. Он нашел свою точку опоры. И не только здесь. За его плечами уже неплохой багаж: автопарк, КЗС, скотные дворы, дороги… Это, наверное, лучшие очерки в его жизни. Поэтому он и доволен. Поет. Все лучшее всегда делается с песней. Ну что ж, будем и мы надеяться… Конечно, пока наша песня впереди. Нам еще рано петь. Сейчас требуется другое: сдвинуться с места. Начать. Надо начать. И я сейчас начну. Сейчас, сейчас. Еще совсем, совсем немного. Ради Алешки я сделаю этот шаг, каким бы тяжелым он ни был…»
Андрей решил обмыть руки горячим молоком, чтобы хоть немного смягчить кожу, иссушенную и потрескавшуюся. Не помогло и это. Из ссадин и трещин по-прежнему сочилась кровь. Зря только молоко извел. И вновь с горечью подумал, что над ним, наверное, все смеются.
Но никто над Андреем не смеялся. Все в бригаде уже прошли через это и знали, что никто и ничто человеку не поможет, если он не переборет сам себя. Андрей понял, что значило участливое молчание «диких». И тогда, вспомнив русскую пословицу про то, что клин вышибают клином, он решил таскать кирпичи ведром. Превозмогая боль, брал негнущимися ладонями кирпичи, складывал их в ведро и, как ребенок, недавно научившийся ходить, робко и неумело ставя ноги, словно боясь упасть, рывками продвигался вперед, все ближе и ближе к лесам, к стене. Потом точно так же обратно, с каждым шагом все больше и больше обливаясь потом и все больше и больше обретая покинувшую было его уверенность. Он отнес третье, девятое, пятнадцатое ведро… И вдруг почувствовал, что пальцы да и все руки и ноги его стали горячими, ощущаемыми, а самое главное, послушными, зато одежда — вся мокрая.
Целый день и глубоким вечером, уже при свете мощных ламп, выкладывали углы и большую, без окон, глухую стену в два кирпича.
С трудом дождавшись окончания работы, Андрей, как и все, не торопясь переоделся, умылся и сразу после ужина, смазав руки сметаной, без лишних разговоров рухнул на свой топчан. Считать до двух тысяч, как делал обычно дома при нередко случавшейся бессоннице, ему не пришлось. Очнулся он только утром от удара кувалдой по рельсам — сигнала подъема, принятого в бригаде…
К концу второй недели, несмотря на то что Андрей работал в рукавицах — раствор все-таки просачивался через них, — руки его разъело, иссушило, и он не знал, что ему делать, как спасти, предохранить их, — кремы, масло и сметана уже не помогали. Руки потрескались не только у него. Беда стала общей. Кто-то предложил съездить в аптеку и купить резиновые перчатки. Однако и в них, как оказалось, хорошего было мало, да и не проработаешь долго: кожа на пальцах становилась такой дряблой, что казалось, будто из них кто-то высосал всю кровь: сморщенные, безжизненные, они представляли страшное зрелище. После эксперимента резиновые перчатки полетели в мусорную кучу, и все осталось по-старому: надевали простые, хэбэшные рукавицы, а вечером, после работы, руки саднило, драло и щипало так, что не знали куда их деть. И тут всех выручила та самая бабушка, у которой покупали топленое молоко. Она посоветовала строителям после работы протирать руки малиной. И помогло. Все радовались, как дети, показывая друг другу руки, наконец-то начавшие приходить в нормальное, естественное состояние.