— Рик, я все понимаю… Ты волнуешься. Но я сейчас не в состоянии… — Она зажмурилась, тряхнула головой, словно возвращая мысли на место, и продолжила, как на автомате: — Дэвид Паркер. Перелом позвоночника в трех местах. Операция прошла успешно, отека нет. — А потом тихо добавила: — Рик, тут только время и физиотерапия. Могу дать совет: найми ему хорошего психотерапевта, не психолога, не психоаналитика, а психотерапевта. Физиотерапия для каждого этапа своя, Коул… Доктор Браун… Он тебе посоветует лучших специалистов. А психотерапевт нужен обязательно: как правило, молодые взрослые мужчины очень тяжело переживают из-за своей беспомощности, они либо вообще отказываются работать, либо работают чересчур усердно, что тоже вредно. Начинаются депрессии и тому подобное…
— Алекс, благодарю тебя. — Рик долго смотрел на нее. Женщина сидела вся бледная, под голубыми глазами темнели большие круги. — Я отвезу тебя домой, — неожиданно бодро заявил он.
— Спасибо, но я лучше вызову такси.
— Ты уехала, потому что тебя вызвали?
— Да.
— Ты бы меня искала?
Алексис сглотнула:
— Я не знаю, Рик. Наверное, нет.
Он отрывисто кивнул:
— Я отвезу тебя домой. — Мужчина бесцеремонно взял ее на руки и понес на выход. — Ты любишь итальянскую кухню?
— Рик, я сейчас…
— Любишь? — «Да, это не Коул. Этот мужчина прет, как тяжелый локомотив».
— Мне редко выдается ее есть, очень редко, но вкуса спагетти я не забываю.
— Значит болоньез?
— Рик… — Ее очень смущали пристальные взгляды персонала больницы. «Благо, пациенты начнут просыпаться только через несколько часов… Что?»
— Болоньез? — «Болоньез. Точно. Еда». Уставший мозг работал медленно, словно электродвигатель, которому не хватает напряжения.
— Да, еще таглиателли с тунцом, — удивительно, как это у нее еще получилось выговорить: по всему телу растекалась такая лень, что даже говорить было сложно.
— Воот, — он слегка улыбнулся, — а то тебя не разговорить. — Время близилось к рассвету, и небо уже было не таким черным, так что даже после ярко освещенного помещения глаза хорошо видели. И они отчетливо видели усталость на красивом лице мужчины, не меньшую, чем одолевала ее саму.
— Рик, ты, что же, целые сутки в больнице провел?
— Ну, я ездил в гостиницу переодеться и в душ. Но в общем — да. — Напряжение в его голосе не столько слышалось, сколько чувствовалось, словно густой низкий баритон потерял свою мягкость, бархатистость.
— Я очень тебе сочувствую. Он… — Ее и без того неопределенный взгляд стал отрешенным, а лицо потеряло всякое выражение. Алекс глубоко вдохнула, освобождаясь от тяжелых воспоминаний. — Он очень молод.