Она задыхалась от ярости и унижения, а ее пульс участился. Кости даже не обратил внимания, что она обозвала его насильником. Он был слишком поглощен самобичеванием.
— Котенок, я прошу прощения, — примирительно произнес он, хорошо понимая, что этого было недостаточно. Мужчина также не мог объяснить причину своего агрессивного поведения. Кроме того, отсутствие самоконтроля было его проблемой, а не ее. Поэтому Кости постарался вести себя разумно, хоть на этот раз.
— Я не имел никакого права говорить тебе такое. Как и другие. Но то, что твои невежественные соседи вымещали на тебе свои предрассудки и какой-то пухлощекий сопляк решил переспать ночку…
— Хватит, — перебила она, почти готовая расплакаться. — Перестань, и все тут. Я справлюсь с работой, притворюсь сексапильной или как там… Но говорить об этом мы не будем.
«Как будто его очень волновала эта чертова работа!»
— Слушай, милая…
— Лучше укуси, — рявкнула она и пошла прочь.
Он смотрел ей вслед, чувствуя себя настоящей сволочью.
Когда затихли ее последние шаги, он все еще оставался на том же самом месте. Известняковые сталактиты на потолке прихожей отражали свет новых лампочек, которые он установил специально для нее. Еще он достал диван, чтобы она смогла удобно расположиться, а также стол, чтобы ей было где сложить свои вещи, телек, чтобы развлечься в свободное от тренировок время — такого еще не происходило, но однажды возможно… также он не забыл об обогревателях, чтобы она больше не дрожала от низкой температуры пещеры. Теперь каждый предмет будто насмехался над ним из-за ее отсутствия, а когда продолжительная тишина подтвердила, что она действительно ушла, он почувствовал себя более одиноким, чем когда-либо за все последние десятилетия.
Все, что по-настоящему имело для него значение, только что ушло.
Кости подождал еще минутку, запоминая это чувство вины, сожаления и одиночества, которое он вызвал собственными действиями. А затем принял решение все исправить.
Совет бы не помешал. Все же он был не первым вампиром, который пал жертвой ревности в паре со сверхъестественным чувством собственника. Кости вытащил сотовый, пролистал до имени лучшего друга и позвонил. Чарльз ответил после второго гудка.
— Криспин! Как поживаешь? Все еще в Новом Орлеане?
— Я сейчас в Огайо, — ответил Кости, уже привыкший к тому, что Чарльз называет его настоящим именем. Он поступал аналогично, несмотря на то, что Чарльз давно переименовал себя в Ниггера, так его прозвал надсмотрщик, когда они оба были заключенными в исправительных колониях Нового Южного Уэльса в конце семнадцатого века.