— Отпусти меня! — Я пыталась оттолкнуться от его широкой груди. — Пожалуйста, Лаиш, мне нужно… мне нужно…
— Всё хорошо.
Я кинулась в ванную, как только он поставил меня на ноги.
Едва забежав туда и подняв крышку унитаза, я избавилась от каждой капельки вина, каждого кусочка пищи, что съела той ночью.
Меня рвало снова и снова, пока мой желудок не опустел. Но тошнота всё продолжалась и продолжалась. Я не понимала, что со мной не так, неужели это реакция на недавно пережитый ужас? Но сейчас всё закончилось — так почему меня безостановочно тошнило?
— Гвендолин… Гвендолин… — Лаиш внезапно оказался рядом со мной, откинул волосы с лица, с беспокойством посмотрел на меня.
— Уходи, — приказала я ему, пытаясь взять под контроль позывы тошноты. Возможно, мне он не очень-то нравился, но не желаю, чтобы он видел, как меня выворачивает наизнанку.
— Не могу. У тебя началась реакция на слизь.
— Что? — спросила я, а затем снова вынуждена была склониться над унитазом. Но на этот раз из меня ничего не вышло, разве только желудок едва не выскочил через рот. Наконец рвотные позывы прошли, и я снова села на пол и вытерла рот обрывком туалетной бумаги. Лаиш передал мне стакан воды, и я прополоскала рот. Мои руки дрожали так сильно, что едва не расплескала воду. Меня неудержимо трясло.
С каждой минутой Лаиш беспокоился всё сильнее.
— Слизь. Смотри. — Он указал на мою ногу — ту, за которую тварь ухватилась языком. Я с отвращением увидела на ней разводы серовато-черной слизи.
— Фу! — Мой желудок снова сжался, угрожая избавиться от воды, которую только что выпила. Я прижала руку к ноющему животу. — Убирайся! — взмолилась я.
— Конечно. — Склонившись надо мной, он включил воду. Едва над ванной появился пар, он подхватил меня на руки и опустил в воду.
— Эй! — запротестовала я.
Вода оказалась наполовину ледяной, наполовину горячей и ещё не успела смешаться. Я не знала, то ли мне задрожать от холода, то ли закричать от ожога.
Лаиш не обратил внимания на мои протесты. Он схватил чистое полотенце, что бабушка вешала специально для гостей, и начал с остервенением оттирать им мои ноги.
Я хотела запротестовать против столь жесткого обращения — казалось, Лаиш пытался содрать с меня кожу — но потом поняла, что это необходимо. Серовато-черная слизь, что покрывала мою кожу, не хотела оттираться. На самом деле, это выглядело так, будто эта гадость вгрызалась в мою кожу. От этого зрелища меня снова охватила паника.
— Убирайся! — взмолилась я, потирая ногу. — Оставь меня, пожалуйста!
— Непременно, — тихо ответил он. — Просто стой смирно, Гвендолин.