. Такой альянс между государством и землевладельческим высшим классом был в чем-то похож на китайскую систему в период ее расцвета. Однако китайское государство было намного менее централизованным и милитаристским, а китайское общество – более подвержено крестьянским восстаниям. И конечно, именно внутренние и внешние военные поражения маньчжурских правителей открыли джентри дорогу к посягательству на государственную власть на провинциальном уровне после 1840 г. Если же сравнивать с Францией, то контраст очевиден: французская монархия преуспела в оттеснении сеньоров от власти на местном уровне. Однако это привело лишь к тому, что она пострадала от проникновения постепенно формирующих союз владельцев собственнического богатства на средних и высших уровнях королевской администрации. Тем самым она потеряла потенциальную бюрократическую инициативу в противостоянии социальным и экономическим интересам господствующего класса. Таким затруднениям прусская монархия подвержена не была.
Прусская система в правление Фридриха Великого (1740–1786 гг.) успешно обеспечила необходимые средства для военных побед в Семилетней войне, которая неожиданно превратила Пруссию в великую державу>[332] До конца XVIII в. бюрократия продолжала очень эффективно собирать налоги. Но как только прусские территории расширились, а твердое руководство и координация Фридриха Великого остались в прошлом, прусская администрация и офицерский корпус вполне предсказуемо стали неуклюжими и негибкими в общем и целом – естественная кара за поощрение слепого повиновения чиновников правилам в ущерб инициативе. Внезапно столкнувшись со скоростью и гибкостью наполеоновской плебисцитной диктатуры, автократические механизмы Гогенцоллернов оказались неадекватными.
Тем не менее они сохранили потенциал для быстрого восстановления при угрозе извне>[333]. Профессиональные администраторы, такие как Карл фон Штейн и Карл-Август фон Гарденберг, и военные реформаторы, такие как Герхард фон Шарнхорст и Август Нейтхардт фон Гнейсенау, смогли выдвинуться на первый план, оттеснить ослабший личный контроль деспотизма Гогенцоллернов и использовать по-прежнему существующие и функционирующие государственные организации для того, чтобы осуществить ограниченные меры, направленные на придание экономике и обществу большей гибкости в качестве опоры военного самодержавия. Дворянские титулы и привилегии не были отменены, но стали законно достижимыми для простолюдинов, которые могли купить поместья или получить образование и патронаж, необходимые для карьерного продвижения в рядах чиновничества или офицерства. Крепостные получили личную свободу. Была введена всеобщая воинская повинность, мера, которая позволила прусским армиям быстро увеличить численность и выиграть от возросшего энтузиазма граждан, недавно получивших выгоду от реформ или поднявшихся на бой из-за нескольких лет французской интервенции и денежных поборов. Все эти реформы удалось провести сверху относительно гладко потому, что прусское государство уже было столь сильно, а юнкеры (чьим сложившимся экономическим и сословным интересам реформы в некоторой степени противоречили) все же не занимали институциональных позиций, которые позволяли бы им блокировать политические инициативы, скоординированные государством.