- Что случилось? - спросил один из вновь пришедших.
- Укокошили старуху в Жавеле.
- Кто?
- Какой-то инвалид, живущий позади дома, утверждает, что видел, как мальчишка карабкался по стене к ее окну...
- Неужели мальчишка убил?
- Во всяком случае, у одной сигнальной тумбы найден детский носовой платок.
Лекера слушали без особого интереса.
Лампы еще горели, но дневной свет уже настойчиво пробивался в окна, разрисованные морозом. Кто-то из присутствующих подошел к окну и поскреб хрустящую корочку льда на стекле. Чисто механически. Может быть, тоже воспоминания детства, как кровяная колбаса Сом-мера?
Все ночные дежурные разошлись. Пришедшие им на смену устраивались поудобнее, располагаясь на весь день, просматривали рапорты.
Угнали машину со сквера Ля Брюер.
Лекер сосредоточенно разглядывал свои семь крестиков, потом поднялся и встал перед огромной картой, укрепленной на стене.
- Заучиваешь план Парижа наизусть?
- Я его и так знаю. Но есть одна деталь, которая меня удивляет. Приблизительно за полтора часа разбиты семь сигнальных стекол. Но если присмотреться повнимательнее, бросается в глаза, что тот, кто этим развлекался, идет не по прямой, а все время петляет.
- Может быть, он недостаточно хорошо знает Париж?
- Или слишком хорошо. Он ни разу не прошел мимо полицейского участка, хотя они попадались бы на его пути, если бы он так не кружил. А сколько постовых на всех перекрестках!
И Лекер пальцем показал по плану.
- Но он и там не появлялся. Он их обходил. Он рисковал только на мосту Мирабо.
Но тут уж ничего не поделаешь: если он хотел перейти Сену, то другого выхода у него не было.
- Наверно, он пьян, - пошутил Годен, прихлебывая горячий грог и дуя на него.
- Но почему, спрашивается, он перестал быть стекла?
- Он несомненно уже пришел домой.
- Тип, который в шесть утра находится в квартале Жавель, вряд ли живет на площади Этуаль.
- Тебя это занимает?
- Меня это пугает.
- Кроме шуток?
Действительно, Лекер, для которого самые драматические ночные происшествия Парижа означали не более чем крестик в записной книжке, был непривычно взволнован.
- Алло! Жавель? Это ты, толстяк? Говорит Лекер... Послушай, позади дома на улице Миша есть домишко какого-то инвалида. Так... Но рядом с ним имеется еще один дом, красный, кирпичный, а внизу бакалейная лавка... Да... Там, в этом доме, ничего не случилось? Консьержка ничего не говорила? Не знаю... Нет, ничего не знаю... Может быть, пойдешь к ней узнать, ну да...
Его вдруг обдало жаром, он погасил не выкуренную еще и до половины сигару.