Довольная стая заночевала у того же водопада. Трофеи сложили в общую кучу, несколько высокоранговых самцов окружили ее своими телами, не доверяя никому, включая друг друга. Не завидую тому, кто рискнет покуситься на добычу.
В горах солнце закатывается быстро. Оно почти падает за горизонт. Еще — на высоте холоднее. Значительно холоднее. Мы это почувствовали. Все кучковались, жались, сворачивались клубком. Мы с Томой прижались друг к дружке, даже обнялись, увеличивая площадь соприкосновения. Раньше мы так не делали. Но раньше не было так холодно.
— Один индеец под одеялом замерзает, — вспомнил я фразу-довод из очень старого фильма. — Два индейца под одеялом не замерзают.
— Логично, — откликнулась Тома, сильнее вжимаясь и кутаясь в мои руки. — Особенно, когда одеяла нет.
Стая быстро затихла. Слышались храп, хрип, сопение, шмыгание носом. Одно из них то и дело происходило за спиной девушки. Там мерз и дрожал от ночного холода Томин спаситель.
— Чапа, — услышал я шепот.
Налитые дремой веки приподнялись: в меня упирался взгляд девушки, где сна ни в одном глазу.
— Я так не могу. Ему холодно.
— Всем холодно, — попытался я отмахнуться от девчоночьего каприза.
— Он замерзнет.
— Они привыкшие.
— Посмотри на других. У них есть, к кому прижаться. У Смотрика нет никого.
— И что? — Я свел брови.
Тому мой хмурый вид не пронял.
— Чем больше индейцев, тем теплее, — конфузливо улыбнулась она.
И что я мог возразить?
— Рр, — пронесся в сторону парнишки тихий оклик.
— Рр? — непонимающе вскинулся он.
— Рр! — мой загребающий мах рукой пригласил его к нам.
Смотрик все еще не решался. Недоверие боролось с радостью. Недоверие, наученное опытом, побеждало.
— Рр! — уже в приказном порядке указал я за спину Томы.
— Рр?! — все еще не мог поверить он.
— Грр! — гневно завершил я дискуссию, давая понять, что повторных приглашений не будет.
Смотрик зашевелился, растирая затекшее и подмороженное.
— Спасибо, — прошептала Тома, чмокнув меня в щеку.
Я высвободился и отвернулся, не желая видеть, как новоявленный сосед устраивается на новом месте. Мигом похолодевшие колени поднялись почти до подбородка.
Тома прижалась к моей спине, тепло обвив руками и ногами.
Смотрик таким же образом расположился за девушкой. Его длинная рука накрыла ее руку, накрывавшую меня.
Недвижимо полежав так некоторое время и действительно согревшись — не то от жара, исходящего от млеющей Томы, не то от пламени мыслей — я жестко объявил:
— Переворачиваемся.
Открывшиеся Томины глаза, затянутые поволокой, с любопытством поглядели на меня, но возражать не осмелились.