— Неправда, — твердо заявил я. — Так хорошая превращается в плохую. А по-настоящему хорошая ждет своего принца.
— Оставаясь неграмотной эмоциональной инвалидкой, глухой к чувствам. Замороженной чуркой.
— Ставишь знак равенства между хорошей девочкой и нечувствительным поленом?
— Вот еще. Хотя…
— Только попробуй сказать, что согласна.
— Я считаю, чувства даны, чтобы чувствовать.
— А кулаки, чтобы бить морды.
— Не передергивай.
— Ты первая начала.
Тома вздохнула.
— Скажи, — спросила едва слышно, — какую ты хотел бы встретить: хорошую или умелую?
— Любящую и верную.
— Это само собой, кто же спорит?
— Ты, — упрямым ослом выдавил я.
— Думаешь, умелая не сможет быть верной?
— Думаю, любящая всегда сможет стать настолько умелой, как захочет ее принц.
— Идеалист, — буркнула Тома.
— Наивная дурочка, — припечатал я.
— Принц не дровосек, ему бревно не нужно.
— Дровосеку тоже нужно не бревно. А принцу нужна принцесса. Которой он гордился бы. Которую хочется вознести на пьедестал…
— И там оставить, подыскав себе другую, что с ума сведет своими умениями.
— Любые умения приходят с опытом…
— Именно!
— …который влюбленные обретают вместе.
— Ррр! — сонно рыкнул кто-то неподалеку, услышав неправильные звуки.
Мы затихли.
Если люди долго спорят — значит, то, о чем спорят, неясно для них самих, заметил кто-то из очень умных. А еще — будто затянувшаяся дискуссия означает, что обе стороны неправы. Остановимся на этой мысли. Пусть каждый считает, что прав именно он. Это лучше, чем драка.
На Тому плохо влияла обстановка. Слишком много всего перед глазами — не совсем человеческого. Не так уж много отделяет человека от зверя. Нужно ли откидывать последнее?
Как объяснить девушке, что нужно держаться? Что любовь со зверем — не любовь. Что любовь — это вообще не то, что она думает. Не то, чем наполнил это слово двадцать первый век.
Тома вновь открыла глаза. Серьезный взгляд уперся мне в переносицу. Лицо приблизилось вплотную.
— Знаешь, есть один очень старый, но очень известный фильм. Приглашенный искуситель поднимает замужнюю, но неопытную молодую героиню до открытия себя как женщины. Через боль и страх возносит ее, слепым котенком тыкавшуюся носом во все двери с неприятностями, до Гималаев чувственности.
— Искуситель — страшный такой старикан, в костюме при тропической жаре?
Фильм, о котором она говорила, действительно очень старый, но романтически-эротическую песню оттуда до сих пор крутят радиостанции. После просмотра фильма кто-то плюется сразу, кто-то потом, когда вырастет. Три поколения расставили по местам правду и желание казаться правдой.