— И когда ты пустишь мне пулю в лоб?
— Я еще не решил.
— Ничего, если в число моих последних желаний не будет входить секс с тобой?
Влад улыбнулся и — Настя сперва не поверила своим глазам — поднес обе ладони к шее, словно защищал себя. Красноречивый жест вместе с почти ребяческой улыбкой — Насте понадобилось несколько секунд, чтобы понять его значение. А затем еще несколько, чтобы сумасшедшее напряжение последних дней отступило, прорвавшись сквозь севшие голосовые связки судорожным хохотом. Это действительно было настолько нелогично и из ряда вон, что она ничего не могла с собой поделать. Сжимала пальцами край одеяла и тряслась от смеха, который только усиливался, стоило ей поймать наигранно-испуганный взгляд Лидера и скосить глаза на закрывшие кадык ладони.
— Ну тебя! Перестань! — непонятно, что именно она просила его прекратить делать: так открыто, по-мальчишески улыбаться или зажимать шею руками.
Лидеру этого жеста показалось недостаточно. Настя села на постели, буквально согнувшись, когда Влад закатил глаза и захрипел, словно смерть братка от ее зубов в том ангаре действительно была поводом для веселья. Но стоило только поймать его взгляд, новый приступ смеха в буквальном смысле опрокидывал обратно на лопатки, рвал легкие и мышцы — еще слаба была после пневмонии.
Наверное, он сам уже устал носить маску отмороженного гангстера. Думать о том, что лед между ними тронулся, было несколько преждевременно, даже если все факты без исключения на это указывали.
Горничная замерла на пороге, с опаской поглядывая на Настю. Наверняка известие о ее ненормальном поведении уже разнеслось среди челяди этого дома, а истерический смех только подтверждал этот факт. И все равно она не могла успокоиться. То ли от перепуганного взгляда девчонки, то ли от моментального выражения глубокой серьезности на лице Лидера. Девушка осторожно подкатила тележку к кровати и едва ли не выскочила из комнаты после короткого кивка Влада.
— Ты жжешь… — Настя смахнула слезы смеха, который не желал утихать.
Влад же только повел плечами. Его губы сжались в плотную линию, но глаза продолжали улыбаться. Возможно, это был один из его психологических приемов, который сработал именно сейчас, или же просто Настя запретила себе любые иллюзии насчет их вероятного примирения. Не имело значения, что фактов для подобного было предостаточно.
Она знала правила. Когда идет самая настоящая война, игры в Гаагский трибунал неуместны — она уже осуждена и приговорена Владом. Когда он дал ей понять, что не выпустит отсюда живой, вовсе не пытался ее запугать. Мог сколько угодно колебаться насчет озвученного решения, но отменить? Как бы ни хотелось Насте в это верить, не получалось. Оттого не стала искать в его потеплевшем взгляде с веселыми озорными искорками моментального прощения. Поверить в это было равносильно полной капитуляции. Неосознанно она сделала выбор — жить настоящим пусть не днем, то хотя бы минутой. И если в ней есть место такому безудержному веселью, это скорее плюс. Серьезность утомляет.