Я ставлю на любовь (Тимина) - страница 88

— Что, позволь спросить, натолкнуло тебя на подобные мысли?

— Анька, это в твоих глазах… в каждом движении…

Его губы скользнули к мочке ее уха, прошлись невесомым касанием. Хоть тело и отреагировало на дразнящую ласку на физиологическом уровне, в душе Насти стыла ледяная пустыня. Этих жалких искр было недостаточно, чтобы вызвать ответный отклик.

— Я хочу усадить тебя на этот стол… стащить с тебя платье… драть тебя до крика… пытать каждым проникновением своего члена до тех пор, пока ты не…

— А ведь мне почти хотелось, пока ты не открыл рот, — ласково протянула Настя, сбрасывая его ладони с шеи. — Это в пятнадцать лет я наверняка бы кончила от одного твоего писка. Может, тебе попытать счастья с аудиторией помоложе?

«Наверное, отчасти ради этого я играю роль, от которой сводит зубы — роль телохранителя того, кого однажды убью», — с удовлетворением подумала Настя. Лекс не сумел скрыть своих эмоций. То, что она достигла своей цели этими словами, читалось в его потемневших глазах. Он практически отшатнулся от нее, и на его лице появилась тень ненависти и ярости.

— Ты знаешь, что делать. Надеюсь, справишься без моей помощи. А мне не помешает перекусить и отдохнуть от вашего дурдома, — припечатала Настя.

— Распорядиться заказать тебе столик? — процедил сквозь сжатые зубы Шах. Наверняка ему стоило неимоверных усилий не сорваться и не высказать ей все, что он о ней думает.

Настя не собиралась его щадить:

— Я и сама в состоянии это сделать. И маленькая просьба: я, конечно, на связи, но не смей меня в ближайшие несколько часов дергать по пустякам!

Шах открыл было рот, но зуммер селектора уберег его от опрометчивых слов.

— Константин Никеев… — испуганно пролепетала исполняющая обязанности референта.

— Пусть заходит! — гаркнул Шахновский.

Настя столкнулась в дверях с начальником охраны — высоким мужчиной с военной выправкой и проницательным взглядом. Приветливо кивнула и направилась к выходу, чувствуя, что он смотрит ей вслед.

…В ее городе царила зима. Падал снег, белый и мягкий, укрывающий собой улицы, дома и деревья. Он, словно чистильщик в белых перчатках, стремился скрыть следы городской слякоти и любой тревоги белым покрывалом городской зимы. Снежинки переливались холодным серебристым отливом в ее волосах, таяли на пылающих щеках девушки, их холодное касание ощущалось как ласковые, невесомые поцелуи. Холод минусовой температуры сковал ладони, но Настя не спешила укрыться в теплом убежище салона автомобиля. На противоположной стороне улицы располагался небольшой парк. Заснеженные ели были покрыты белыми шапками снега. Холод разогнал народ по теплым помещениям, и на белоснежном ковре не было ни единой цепочки следов. «Я буду первой», — решила Настя и, проигнорировав зебру пешеходного перехода, перебежала через проезжую часть, рискуя поскользнуться на высоких каблуках. Густая сень засыпанных снегом елей, казалось, отрезала ее от шума суетливого города, приглушила громкие звуки автомагистрали, словно заключив в объятия. Снег скрипел под подошвами модельных сапожек, заметал цепочку следов искрящимися снежинками. Она не замечала холода, легкой боли в пальцах и покалывания в разрумянившихся на морозе щеках. Необъяснимое никакой логикой тепло разливалось внутри нее, но такое знакомое, что казалось почти родным.