Эта экстерналия, созданная для нас людьми с высокими доходами, существует и в других местах. Если приехать в Мексику и порасспрашивать вокруг, то обнаружишь, что мексиканцы испытывают те же чувства в отношении почти всех американцев. Мы богаче их, и для большинства из нас это зависит не от наших собственных усилий, а от места нашего рождения. Я полностью разделяю их чувства, но в то же время очень рад, что им не позволяют на этом играть. Мало кто думает о мексиканцах как о вероятных агрессорах, однако они считают, что мы забрали себе Техас, Калифорнию и т. д. в агрессивной войне, что верно. Если бы не огромная разница в военной мощи, то люди, живущие в Калифорнии, могли бы столкнуться с реальной возможностью захвата их домов нашими гораздо более бедными соседями с юга. На самом деле причина того, что мы богаче мексиканцев, кроется не в том, что мы захватили эти регионы. Природных богатств в Аризоне не больше, чем в соседней Мексике. Но мексиканцы никак не понимают, что огромный диспаритет в уровне жизни был создан трудом и социальными институтами Америки. На уровне эмоций это легко понять. Но умом мы осознаём, что это не так. Однако, если бы у них была военная сила, они бы действовали на основе своего восприятия мира, а не нашего.
Желание со стороны некоторых бедных людей поделить богатство богатых существует и является экстерналией, на которую должна быть направлена соответствующая политика правительства. На самом же деле, мы не видим, чтобы все бедные люди получали большие трансферты от богатых. В настоящее время, полагаю, граждане в восточной части Конго живут хуже всех на планете. Они не получают практически никакой помощи от состоятельной части мира. Люди, живущие в центральной части Вашингтона, округ Колумбия, гораздо более обеспечены и получают очень большие трансферты из мест, которые еще богаче. Причина этого, по сути дела, политическая. Чернокожее население Вашингтона, округ Колумбия, может голосовать на американских выборах. Чернокожее население Конго – нет.
До сих пор я рассуждал с точки зрения экстерналий. Теперь перейдем к другому фактору – поиску ренты>[15]. Для этого нам нужно вернуться к моей ранней работе, в которой я обнаружил ошибку в том, что тогда было обычной вещью в экономической науке. Экономисты недолюбливают тарифы и монополии, но, как правило, сильно недооценивают их стоимость для общества. Сейчас я собираюсь обратиться к другой форме поиска ренты, прямая стоимость которой для общества несколько меньше. Когда люди голосуют за денежный трансферт для самих себя от кого-либо еще, появляются два вида издержек: во-первых, люди могут быть в состоянии сделать использование денег менее продуктивным, чем те, у кого деньги были взяты; во-вторых, они могут быть способны использовать их лучше. Если бы деньги до того, как их изъяли у одних, и после того, как их передали другим, пошли на потребление, то трудно сказать, привело бы это к увеличению или снижению общего национального благосостояния. Мы склонны считать, что, если у состоятельного человека не будет большого бассейна, он пострадает от этого меньше, чем сотня детишек из бедных семей, которую лишат возможности постоянно посещать общественный плавательный бассейн. Вместе с тем, если богатый человек использовал средства в инвестиционных целях, мы могли бы посчитать это более социально значимым, чем муниципальный плавательный бассейн.