— Давай ищи. Ты же лучше знаешь своё дело. Просто держи её, нахрен, подальше от меня. И не говори мне, где она. Просто сделай это. Но если это обернётся против моего ребенка, то я знаю, кто виновен в этом.
~oOo~
Позже днём Демон подъехал к дому Хусиера и Биби и одновременно испытал и облегчение, и разочарование, когда не увидел автомобиля Фейт рядом с домом.
Когда он уезжал утром, то замер на тротуаре. Она всё ещё ездила на Данте, и сам автомобиль был в том же классном состоянии, что и раньше. Но теперь он выглядел законченным — полностью, сверху до низу — покрыт росписью. Это было красиво и очень в стиле Фейт.
У него появилось желание обнять эту чёртову штуку (такое желание, по крайней мере, он был способен преодолеть). И он уехал, но внутри у него всё сжалось.
Хотя сейчас Фейт не было. Это было хорошо. Ему необходимо было время, если бы она не ушла, даже если бы он и был готов, насколько это возможно, к её присутствию там, он бы запаниковал — и повёл бы себя глупо. Но он не знал, уехала ли она навсегда или только на время. Он не имел ни малейшего понятия, почему она оказалась тут изначально. Возможно, вчерашняя ночь была просто особой пыткой для него: разворошила всё и ни к чему не привела.
В гостиной он нашёл Хусиера и Такера. Мальчик играл на полу со своим любимым набором деревянных поездов, а Хусиер смотрел канал «Евроспорт». Биби нигде не было видно, но Демон уже знал об этом, потому что когда подъехал, дверь гаража была открыта и парковочное место для её Кэдди (Прим. Кадиллак) пустовало.
Его благодарность и вера в Хусиера и Биби были безграничными. Они дали ему лучший шанс, что у него когда-либо был. Шанс стать отцом своему сыну. Они были ему ближе, чем все родители, что у него когда-либо были. С тех пор, как ему исполнилось девятнадцать и когда он начал зависать с клубом, они обращались с ним практически как со своим собственным ребенком. Они подарили ему дом и семью.
Он не винил Хусиера в том, что тот отнял у него всё это. Демон сделал это сам.
Хусиер пытался всё сохранить, что было ещё хуже. Демон не потерял свой патч или жизнь — всё это лежало на столе для голосования. Его сослали, не изгнали. Не прикончили. И ситуация стала более или менее ничего.
Его оторвали и отослали прочь из его единственного дома, и он почувствовал, что сразу же стал соответствовать «Кочевникам». Безродность — это что-то, что он понимал. Он сразу же стал напарником Мьюза и обрёл в нём своего первого настоящего друга. Они оба были без роду, без племени, кроме того времени, когда один или другой из них сидели в тюрьме, и это было нормально.