Котька сидел с краю стола, доедал суп, прикусывая от хлебца, оладушки холодные приберегал, откусывал по малюсенькому кусочку: не хотел, чтоб попросили из-за стола до того, как отец, состроив уморительно серьёзную физиономию, начнёт выпытывать у фантазёра Удодова, что это ещё такое – Верещя.
Дымокур вынул из кармана головку чеснока, размял в ладонях, раскатил по столешнице белые зубочки. Осип Иванович натёр хлебную корочку чесночинкой, хитро, с улыбочкой начал приступать к Дымокуру:
– Так всё-таки на что оно похоже? Может, кошка была? Так она должна мяукать, натурально.
– Кто её знает, – уклонился Филипп Семёнович. – Может и кошкой перекинуться. Вот и кумекай, что он и кто. Всякое обличье у ей в запасе. Но раз увидел да признал в ей Верещуху – быть в богатстве и радости. Радость у нас есть, а богатство наживём, верно, Устинья.
Постучалась и вошла Катя Скорова. Первым делом – объятия и поцелуи. Что ни говори, а Катюша почти член семьи.
– В клуб идёмте. Неля просила сказать – обязательно надо прийти. Военные приехали, над которыми фабрика шествует, будут подробности сообщать, даже концерт красноармейский привезли.
– Собирайся, мать! – приказал чуть захмелевший Осип Иванович. – В штанах я этих пойду, а рубаху новую давай. Ну-ка, Филипп, быстренько досидим и двинем. Ты, Катюша, скажи Неле – идём.
Вышли из дому чинно, по-семейному: отец впереди, за ним мать, следом Котька. По улице к клубу валил народ. Костроминых окликнули, запоздравляли, смешали с толпой. Котька отстал, выглядывал идущую рядом с тёткой Вику, подождал их и пошел чуть впереди, мол, вот он я, начал провожать, как и сказал.
С Вальховской раскланивались – уважали её в посёлке. Помешательство её было тихое, незаметное. И работу не бросила. Ретуширует в фотомастерской негативы. Что там она колдовала за своим столом со стеклянной крышкой, а получается: перед аппаратом, на раздвижную треногу прикрученном, садятся осунувшиеся, до срока постаревшие люди, а получат бойцы карточки – гладкие все, красивые. Удивлённым родителям говорила: «Я тут тоже фронт держу, чтоб к сердцам бойцов боль за вас не подступала».
– Мальчик, – услышал Котька голос учителки и хотел было поддать шагу.
– Слышишь? – Это уже Вика. И за рукав теребит.
Он приостановился, пошёл рядом. Викина тётка взяла его под руку, заглянула в лицо.
– Спасибо. – Она пожала Котькин локоть и больше не сказала ни слова. Так и до клуба дошли. Тут Котька втёрся в толпу дружков-сверстников, огляделся, но Удода не увидел. Очень не хотелось сегодня встретить его. Ведь если приставать начнёт, то вроде бы по делу: выходит, Вику он у Ваньки и вправду отбил. Ну как же не отбил, сказал ей: буду провожать, и сегодня, все видели, шёл с ней до самого клуба.