– Ну, сынка, с Новым годом нас, с новым счастьем. Чтоб войне конец, чтоб братья твои живы-здоровы вернулись.
Выпил, посидел с закрытыми глазами, будто заклиная, чтоб всё так и сбылось, как пожелал. Потом себе ещё в кружку плеснул и в Котькину уронил несколько капель. Чай от этого не стал горше.
– А теперь с днём рождения тебя! – Отец встал, поцеловал Котьку в макушку. – Расти большой на радость нам с матерью. Давно ли, кажется, маленьким был, а теперь – ого! Ладный казак.
Ужинали долго, вспоминали всех своих: как там на фронте Серёга с Костей-большим Новый год встречают, где? Что теперь делают мать с Нелей? Конечно, Удодовы давно в посёлке и передали им подарок: половину козьей туши, да и от себя лично Костя косача послал. Будет им что пожевать. Говорят – на новогоднем столе сытно, так и весь год будет.
Котька думал о Вике, как она там, где сейчас, с кем? Осип Иванович с Дымокуром и учителке наладили подарок. Такое дело обрадовало Котьку. Накануне, перед отъездом, они колдовали над мясом, рубили на куски и кусочки, вслух поминали самых нуждающихся, особенно тех, у кого ребятишки. И что поразило Котьку – Дымокур, сквернослов и ворчун, тоже оказался жалостливым, как Осип Иванович. Отец и тогда, за ленка, ничего не сказал Котьке, только спросил, кому отдал, прижал Котькину голову к груди, похлопал ладонью по затылку. И всё.
Отец нежно глядел на ёлку смокревшими глазами. В печке потрескивали дрова, в зимовье пахло смолой от сомлевшей в жаре пихты, к этому запаху примешивался тряпичный дух чадящих фитилей. На печке заворчал чайник, плеснул из носка кипятком, крышечка задребезжала, съехала набок. Отец снял его, отломил от плитки чая кусочек, бросил в парную горловину. Двигался отец проворно, руки проделывали всё быстро и ловко.
За эти дни на сытой пище Котька поздоровел, румянец заиграл на щеках. И Удодов с Ванькой и Осип Иванович, хоть и уставали, оживились, поласковели, шутили.
– Будем чай пить по-таёжному. – Отец поставил чайник на стол, подмигнул Котьке, дескать, посиди-ка пока. Вышел из зимовья и скоро вернулся. Руки держал за спиной.
– Тебе зайка подарок велел передать. Отгадай, какой?
– И гадать нечего, – с готовностью пошел Котька на милый обман. – Ломтик хлебца, на льдине печёного, ушканьими зубками точёного! – выкрикнул он, как когда-то.
Отец засмеялся, отчего усы-бабочки стали дыбом, а глаза исчезли в щёлочках век.
– Про хлебец помнишь – молодец. Но не отгадал. – Он поставил перед Котькой кружку, полную крупной, белёсой от мороза клюквы. – Вот что на этот раз. На болоте под снегом нашарил. Целебная штука.