— Да вот после слов хозяина студии решил попробовать сделать хоть один снимок.
— Люди увидят на нём только мопед и подумают, что это бессмысленное фото.
— Как будто остальные мои снимки для них имеют большой смысл.
Я бы предпочёл, чтобы все реагировали так же, как хозяин студии, но, конечно, таких было меньшинство. Однажды утром я собрался выкинуть мусор и придержал дверь для обувавшейся Мияги, в это время по лестнице спускался жилец из соседней квартиры — высокий мужчина с мрачным взглядом. Мияги вышла за дверь, извинилась за ожидание, и, когда я окликнул её, сосед окинул меня недовольным взглядом.
День выдался ясный и безветренный. Я заблудился в незнакомой местности, побродил часа два, наконец вышел куда-то и сразу узнал место: именно здесь мы с Химэно часто играли в детстве. Кажется, я неосознанно пошёл в этом направлении, когда заблудился, — сработал так называемый инстинкт возвращения домой.
Тем не менее вендинговый автомат нашёлся даже здесь. Я медленно поехал на мопеде по сельской дороге, делая по пути фотографии.
Ещё один автомат, старого образца, с мороженым, я обнаружил у лавки с недорогими сладостями, которую часто посещал ребёнком. Особенно мне нравились пшено в шоколаде, сладости на шпажках, карамельные кубики, апельсиновая жвачка, рисовые конфеты... Если подумать, в детстве я ел одни сладости.
Сама лавка, похоже, давно закрылась, но сломанный автомат, покрывшийся ржавчиной ещё в те времена, когда я пришёл сюда первый раз, никуда не делся. Здесь же была телефонная будка, внешне похожая на общественный туалет, такая же старая, как автомат, но ещё в рабочем состоянии.
В неухоженном парке на солнечной поляне стояла скамейка, и там мы с Мияги перекусили онигири собственного приготовления. Сам парк был безлюдным, но мы увидели двух кошек: чёрную и с коричневыми пятнами. Они наблюдали за нами издали, а потом, видимо, поняли, что вреда мы им не причиним, и медленно подошли ближе. Жаль, у нас с собой не было какого-нибудь угощения для кошек — покормили бы их.
— Кстати, а кошки тебя видят? — спросил я.
Мияги поднялась и пошла к ним. Чёрная тут же бросилась прочь, а пятнистая попятилась, сохраняя прежнюю дистанцию.
— Вы правы, собаки и кошки могут меня видеть, — обернулась ко мне Мияги. — Правда, любить не обязаны.
Я выкурил сигарету после еды, Мияги же рисовала в тетради карандашом, глядя на кошек, — в какой-то момент животные забрались на детскую горку, и, похоже, Мияги понравилась эта картина.
Мияги вдруг открылась для меня с новой стороны. Мне пришло в голову, что раньше она лишь делала вид, что ведёт записи наблюдений за мной, а сама увлечённо рисовала.