Машина разворачивается на повороте, проезжает небольшой переулок, и появляется светлое здание больницы. У меня колет в груди, руки трясет, как никогда в жизни. Хантер останавливает машину и сидит, не двигаясь.
– Мне впервые страшно. Эта пустота… – Он растирает лицо руками и упирается лбом в руль. Я тянусь к бардачку и достаю аптечку, заклеиваю себе бровь и стираю капельки крови на лице. – Она же нас любит, как так? – Я не могу ответить ничего, у меня просто нет подходящих слов. Нам тяжело сделать первый шаг, собраться с силами. Я понимаю, что если один из нас не сдвинется, врачи сделают все без нас. Поэтому открываю двери и выхожу из машины, жду его. На меня наводит страх то, что должно сейчас произойти, возможно, придется принять решение в одиночку, поэтому я делаю шаг, затем еще один и еще пока не останавливаюсь в дверях. Сзади слышу шаг, мой брат идет следом за мной, и вместе нам не будет легче, даже сложнее, но мы должны это преодолеть. В коридоре встречаем медсестру, она ведет нас в палату мамы, будто мы каждый день не протаптывали сюда тропинку. За этот период каждый из нас посетил ее и не раз, мы разговаривали с ней, ждали, когда же мы сможем услышать ее любимый голос. Мы были с ней каждый день. Мы заходим в палату, девушка оставляет нас одних, сообщая, что скоро придет доктор, чтобы завершить процедуры.
Тяжело сглотнув свою боль, я становлюсь с одной стороны, а Хантер – с другой. Мы делали это миллион раз. Когда она спала, ела, ругала нас или обнимала, прижимая к себе. Берем ее холодные руки в свои теплые ладони. Аппарат пикает, отсчитывая сердечный ритм, но он не настоящий, вынужденный, потому что мы никак не можем ее отпустить.
Я сжимаю ее пальцы, так хочется снова почувствовать ее.
– Мама, я ведь даже не рассказал тебе, что сделал предложение Уиллоу, – говорит сдавленно Хантер. – Она ответила согласием. Конечно, сначала хорошенько напугал ее, выскочив из-за угла. Уиллоу кричала, что ненавидит меня, чтобы я так больше не делал. Знаю, ты бы сказала, что нельзя так поступать, вдруг она будет вынашивать нашего первенца, или случится что-то ужасное, например, оступится. – Он переводит дыхание. – Еще я сдал экзамены на А-плюс. Даже не ожидал от себя таких способностей. Хотел вернуться к тебе пораньше, но не успел, работа затянула. – Он начинает плакать, я сажусь на стул и держу руку мамы у своих губ.
Позволяю ему перевести дыхание и решаюсь рассказать о себе.
– Я виноват, что не досмотрел. И это душит меня. Каждый день, уходя на работу, заходил в твою комнату, хоть ты и просила не делать так, но я не мог. Мне хотелось увидеть тебя до того, как я уйду. Ты все еще обнимаешь подушку отца, как и раньше, твои щеки во сне розовеют, будто смущаешься, как ты и рассказывала о вашей первой встрече с отцом. Я люблю вспоминать твои рассказы, иногда делюсь ими на работе с Маргарет и Жардин. За прошедшее время, что тебя не было дома, нам очень не хватало простого удара полотенцем по шее за то, что именно мы едим. Мы прям выпрашивали тумаков, – очерчиваю пальцами ее ноготки, рассматриваю их красивую форму. – Я люблю Винни, ты была права. Мы столько наломали дров, что никак не можем разобрать эти поленья, валяющиеся под нашими ногами. Не знаю, удастся ли нам быть вместе. У меня ничего не получается, хочу вытащить ее из проблем, да сам ею являюсь. Мне не хватает твоего совета, слова, только ты умеешь вправить наши мозги. – В дверях появляется врач, а рядом с ним Чейз. Я вытираю глаза, целую маму в щеку и встаю.