Я вернулся домой с твердым намерением разговорить Артема. Я не верил в его внезапную амнезию и после ухода Вероники собирался взяться за него вплотную. Он заговорит или отправится в психушку, третьего не дано. Да, жестко, но обстоятельства вынуждают.
* * *
Вероника вышла в прихожую, услышав хлопок двери. Бледная, уставшая, с встревоженным выражением лица. Волосы растрепались, под глазами залегли тени усталости, но даже измученная Ника Божич влияла на меня, как инъекция адреналина, вызывающая всплеск нездоровой энергии. Нездоровой, потому что потратить избыток сил хотелось вовсе не на рабочий или умственный процесс, а на гораздо более низменные потребности. Ей даже говорить ничего не пришлось, я сразу понял, что произошел очередной «геморрой». Верника кивнула в сторону гостиной и молча последовала в указанном направлении. Разувшись, я пошел следом. В комнате, залитой солнечным светом царила гробовая тишина. Противоестественная. Я живу один и привык к отсутствию лишних звуков; телевизор не смотрю, к музыке равнодушен, но никогда еще тишина не казалась мне такой зловещей. Звук собственных шагов вызвал мурашки по коже.
– Что с ним? – спросил я, глядя на неподвижно сидящего на диване Артема с остекленевшими глазами и расфокусированным взглядом. Я видел его в подобном состоянии только один раз, но тогда он находился под кайфом. – Он что-то принял? – я присел перед братом на корточки и махнул рукой напротив его лица. Реакции не последовало. Внешне он выглядел расслабленным, грудная клетка поднималась и опускалась при дыхании, моргание присутствовало. Я хлопнул в ладоши, но Тёма даже не вздрогнул.
– Я все время находилась рядом. Артем ничего не принимал, – слегка оскорблённым тоном заверила меня Ника.
– Тогда почему он выглядит, как живой труп? – не сводя взгляда с застывшего лица, уточнил я.
– Это состояние называется диссоциативное расстройство, – сдержанно ответила Вероника.
– А если по-простому? – Я выпрямился и посмотрел на девушку. Она тяжело вздохнула и открыла окно.
– Свежий воздух ему необходим, – пояснила свои действия ровным тоном. – Ступор, обездвиживание, – продолжила, разворачиваясь ко мне и опираясь спиной на подоконник. – Длиться может от нескольких минут до нескольких часов.
– А мне с ним что делать? – растерянно пробормотал я, тоже ощущая, что вот-вот впаду в точно такой же ступор и обездвиживание. А, может, и правда? Сбежать от всех проблем в вымышленный мир? – Ты же врач, откачай его как-нибудь!
– Покой и наблюдение. Пугать его, хлопать, пытаться растормошить, не стоит, – Ника бросила на меня строгий взгляд, когда я в очередной раз щелкнул пальцами перед лицом брата.