Так уж вышло, что мы с Артемом не были близки до гибели родителей, и внезапная трагедия нас не сплотила. Непрерывно пялясь в потолок, я пытался вспомнить, почему все так неправильно сложилось.
Тёма с самого детства был странным. В подростковом возрасте, когда мои друзья дразнили младшего брата, я, конечно, заступался, но в глубине души стеснялся его. Тихий, замкнутый любитель цветов и брошенных животных. Наверное, я хотел, чтобы мы были одинаковыми: увлекались девчонками, спортом, мотоциклами, автомобилями. Я какое-то время пытался перевоспитать его, навязать свои интересы. Мы все его подавляли. И здесь Вероника снова оказалась права. Отец – полковник в отставке. Он общался с домочадцами в приказном тоне; мать, устраивающая истерику из-за каждой вороны с перебитым крылом, которую Тёма притаскивал в дом и наконец – я.
Если заглянуть еще глубже, то невольно напрашивается еще один вывод. Меня пугали странности Артема. Я отстранился от него ненамеренно, подсознательно испытывая опасения, что в нас обоих содержится некий генетический дефект. Я боялся быть странным. Боялся быть похожим на своего брата, но в глубине души понимал, что ошибаюсь.
У нас гораздо больше общего, чем я бы хотел.
Вот и ответ.
Это мои внутренние страхи отталкивали единственного близкого человека, моя гордыня и упрямство. Артем никогда не отворачивался от меня. И, может быть, каждый день ждал моего звонка….
От этой мысли что-то внутри болезненно сжималось. Я ведь тоже, как и он хотел спасать мир, помогать слабым, но выбрал другой путь. Я пошел на войну и разочаровался в своей цели, а он остался здесь и продолжал воевать… с самим собой. В одиночку. Я по-своему предал его. Причем не один раз. Хотя второй произошел спонтанно и непреднамеренно.
Я просто не знал…
Восемь лет назад, во время боевой операции я получил ранение в комплексе с нехилой контузией. Провалялся в госпитале пару месяцев, восстановился, шрамы затянулись, в голове прояснилось, и после выписки меня отправили в увольнение на месяц. Я рванул в Москву, домой. Больше некуда было ехать.
Вернулся в родительскую квартиру, а там Артём вечеринку закатил. Я даже порадовался, решил, что парень изменился, повзрослел. Музыка, смех, гогот, алкоголь рекой, пьяная молодежь, парни вхлам, девчонки полуголые. Классика. Сам на таких квартирных тусовках не раз отрывался в студенческие годы.
Артем тогда на четвертом курсе учился, двадцать три года, самое время для отвязных вечеринок. Я нашел его в спальне на полу в отключке, пытался в чувство привести. Пока с ним возился, услышал в другой комнате крики, вопли. Я туда. Вышиб дверь с ноги и увидел, как трое парней одну девчонку пытаются распаковать. Она в слезах, соплях. Отбивалась, как могла. Пришлось разобраться по-быстрому. Эти упыри опомниться не успели. Из квартиры ползком выползали, весь подъезд кровью залили. Остальные отморозки тоже вслед за ними сиганули от греха подальше, хотя могли бы и убрать, гады, за собой. Я дверь запер, музыку вырубил, взял открытую бутылку вина и пошел посмотреть, живая ли. Девчонка забилась в угол у балкона, платье до пупа разорвано, рукав сбоку болтается, на плече синяк огромный. Из меня, если честно, утешитель херовый. Я пока служил, насмотрелся всякого. В меня стреляли, и я стрелял, люди гибли каждый день, дети, женщины. Война никого не щадит, нет в ней смысла, ни правых, ни виноватых. А самое страшное, когда горе и смерть постоянно видишь перед глазами, со временем сам черстветь начинаешь, приспосабливаешься.