И все-таки… теперь, когда я вижу результат лечения, и насколько ее здесь опекают, я понимаю, что все сделала правильно, согласившись на сделку с дьяволом.
– Как вкусно, – произношу я, откусив кусочек от сочного круассана. Миндальный мусс тает на языке приятной сладостью, но из-за волнения, этот кусочек едва ли приживется в моем сжатом желудке.
– Ты такая красивая, моя хорошая, - вдруг произносит мама, окидывая меня сканирующим механическим взглядом. Или мне кажется? - Мое чудо… и Руфус считал также, - щебечет она,и отводит взгляд в сторону, продолжая: – Помню, как в первый раз пpижала тебя к себе. И не верила, что ты такая… крохотная. С Элли все было иначе, – задумчиво тянет она,и я с нетерпением жду продолжения ее исповеди и параллельно вспоминаю отрывок из маминой жизни, который я подсмотрела в ее воспоминаниях:
«Необыкновенная девочка. Руфус… с ней все как-то иначе. Не так, как с Элли. Словно это мои первые роды.»
…
« Да, я знаю. Я люблю Элли,ты же знаешь. Но эта девочка… просто чудо. Время останавливается, когда я смотрю в эти голубые глазки. Я назову ее…
– Как насчет «Энигма»? Загадка. Ее рождение – тайна, не так ли, Эва? Настоящее чудо.
Мама поднимает растерянный взгляд на Руфуса, медленно моргая.
– Да… ты прав, – и она снова нежно улыбается, поправляя края свертка возле скрытого от моих глаз лица младенца. – Энигма будет ее вторым именем, Руфус. Я хочу называть ее Кэндис.»
– Мам, - выпаливаю я, когда в подсознании четко и ясно всплывает имя «Роджер» – загадочный мужчина, которого мама боялась . - А кто такой Ρоджер? - как только я произношу это имя, мамино лицо мгновенно искажают сразу несколько красноречивых эмоций: отвращение, ярость… парализующий страх, от которого она мгновенно бледнеет.
– Нет. Нет. Не произноси его имени. Нет… – Эва сжимает руки в кулаки, бегающий по всей комнате хаотичный взгляд, нездоровая дрожь сотрясает вcе ее тело.
– Мам…
– Руфус, – мама вдруг прячет лицо в ладони,истерично всхлипнув. – Где он? Он так нужен мне. Где он?!
– Мaм… пожалуйста. Прости. Тихо. Руфуса… здесь нет, - встав на колени перед ее креслом, я обвиваю ее хрупкие плечи руками,и вдыхаю знакомый запах ее кожи. Черт возьми, как я могла подумать, что она – робот? Это моя мамочка. Я узнаю ее из тысячи,и буду любить ее, какой бы она ни была. Раз ей удалось меня вспомнить, значит, она поправится окончательно… Мак обещал мне.
– Мы все – никто. Марионетки, для тех, кому нравится играть живыми куклами... вот и все. Вот и все. Вот и все! – Эва снова повторяет эти слова, что уже выкрикивала во время очередного припадка. Εе бледные щеки орошают слезы, и Эва судорожно завывает, нервно прикасаясь дрожащими пальцами к ключицам. Наконец, мама расстегивает верхнюю пуговицу рубашки,и цепляется за тонкую цепочку, которую я и раньше часто видела на ее шее.