— Теперь приготовься, — сказала Ольга, когда они заняли свои места в переполненном, празднично шумящем зале.
Вдруг зал умолк. На сцену вышел невысокий, приземистый молодой человек, широкоплечий, с густой волной рыжеватых волос над угрюмым, неприветливым лбом. Он сел за рояль, тряхнул рыжеватой гривой, точь-в-точь как встряхивали чубами все знакомые Володе ребята, и ударил по клавишам.
Руки музыканта поразили Володю — с такой силой, почти яростью, свободой и легкостью они опускались на клавиши, большие, рабочие руки гениального мастера, как назвала его Ольга. Володя смотрел на него, но никак не мог настроиться слушать музыку. Скорее он слышал тишину зала, битком набитого ребятами и девушками. Он увидел и того мальчика, о котором Наталья Дмитриевна сказала, что он не имеет права лениться. Лентяй, должно быть, отложил свой каток. Он проворонил место и теперь неудобно сидел на подоконнике, вытянув шею, с напряженно-сосредоточенным выражением лица.
Внезапно все вокруг зашумело, загрохотало. Музыкант кончил играть. Кивнув в сторону этого рёва, который, казалось, грозил свалить его с ног, он резким жестом откинул с побледневшего лба волну волос и, не улыбнувшись, быстро ушел.
— Необыкновенно! Необыкновенно! — твердила Ольга, продолжая хлопать, хотя сцена была давно уж пуста.
Наконец она обернулась к Володе.
— Хорошо? — нетерпеливо выпытывала она.
У Володи не хватило прямоты сказать ей, что он не успел начать слушать и поэтому не знает, хорошо или плохо.
Ольга была в каком-то упоении и говорила не умолкая.
— Ты заметил, как он играл? Ты не понял Баха? — говорила она. — Бах — это классика. Погоди. Сейчас он будет играть «Аппассионату» Бетховена. — «Аппассионата» — не классика? — осторожно осведомился Володя, заподозрив, что классика — что-то очень трудное в музыке.
— Рассказать одну историю? — вместо ответа спросила Ольга. — Наталья Дмитриевна училась тогда в консерватории, — наклонившись к Володе, чтобы другие не слышали, быстро зашептала она. — Ей однажды Гольденвейзер сказал… Гольденвейзер был тогда молодым музыкантом… он сказал: «Пойдемте к Толстому».
— Что-о? К Толстому?
— Да. Толстой жил в деревянном доме… В Москве. Они пошли. Был дождь. Осень. Они пришли и сначала сидели с Софьей Андреевной и ждали, когда выйдет Толстой. Когда он вышел, Гольденвейзер стал играть «Аппассионату» Бетховена. После этого вечера, именно после него, Наталья Дмитриевна решила уехать куда-нибудь в небольшой русский город и… учить народ музыке.
— Ну? Ну? — торопил Володя.
— А ей прислали купчих, — презрительно подняв правую бровь, ответила Ольга. — Они приезжали в колясках и тыкали пальцами в клавиши. И однажды Наталье Дмитриевне сказали: если дирекция даст вам на обучение собачку, вы обязаны обучать и ее…