— Например, я могла бы иметь любовника…
— Вас не смущает, что вы говорите об этом сегодня?
— Я просто хочу показать вам, что возможно много вариантов.
— Нет, крошка.
— Я вам не крошка.
— Знаю! А все-таки бывают минуты, когда вы ведете себя как девчонка и когда возникает желание дать вам пощечину. Я сейчас говорил о том, что вы умны.
Но только, мне кажется, вы совершенно не представляете себе, в какое осиное гнездо попали. То, что вы согласились на такое положение, пока Пальмари был здесь, мог давать вам советы и защищать вас, это еще можно понять. А теперь вы одна, понимаете? Меня интересует, есть ли в доме еще оружие, кроме того, что сейчас находится у экспертов?
— Кухонные ножи.
— Если я уйду, если перестану вести наблюдение за вами…
— Об этом я и мечтаю.
Обескураженный, он пожал плечами. Она держалась железно, несмотря на заметную подавленность и какую-то тревогу, которую ей не удавалось полностью скрыть.
— Начнем разговор с другого конца. Пальмари было шестьдесят лет. В течение пятнадцати лет он был владельцем «Золотого бутона», в котором сам работал до тех пор, пока не стал калекой. На одном только ресторане он заработал кучу денег, а у него были и другие источники дохода. Однако же, кроме покупки этой квартиры, мебели и текущих расходов, он не производил больших трат. Где же собранное им таким образом состояние?
— Теперь его слишком поздно спрашивать об этом.
— Вы знаете каких-нибудь его родственников?
— Нет.
— А вы не думаете, что, любя вас, Пальмари мог оставить наследство вам?
— Мне ничего не известно о его банковском счете.
— Подобные люди вообще избегают вкладывать свои деньги в банк. Там слишком легко выяснить дату вкладов.
— Я продолжаю вас слушать.
— Манюэль работал не один.
— В «Золотом бутоне»?
— Вы знаете, что я говорю не об этом, а о ювелирных изделиях.
— Вы беседовали с ним на эту тему раз двадцать.
И ничего не выяснили. Почему вы решили, что теперь, когда папа убит, вам удастся выяснить что-то у меня?
— Потому что вы в опасном положении.
— А это разве вас касается?
Мегрэ показалось, что она начинает размышлять, но она, раздавив сигарету в пепельнице, вздохнула:
— Мне нечего сказать.
— Тогда извините, но мои люди будут здесь дежурить.
И будет продолжаться слежка за вами. И наконец я вас официально прошу не уезжать из Парижа до окончания следствия.
— Поняла.
— Если вам захочется что-нибудь мне сообщить, позвоните. Вот мои номера…
Она не дотронулась до карточки, которую он протянул ей, и в конце концов комиссар положил ее на столик.
— Теперь, когда наш разговор окончен, я выражаю вам мои самые искренние соболезнования. Пальмари решил быть в стороне, но не скрою от вас, я испытывал к нему нечто вроде уважения. До свидания, Алина.