— Нет. — Джулия потянула за манжеты рукавов. — Данные усыновителей хранятся в секрете. Я не могу найти ее, пока она сама не захочет найти меня. Ты говорил, что в детстве приходил домой на запах выпечки, где бы ты ни был, вот я и подумала… если я буду все время печь, в конце концов она найдет меня. Запах приведет ее домой. — Джулия уткнулась взглядом в свои руки, потом устремила глаза вдаль. Лишь бы не смотреть на него. — Я думаю, она унаследовала твое чутье на сладкое. Во время беременности я ела торты как ненормальная, но ей все было мало.
— Моя мама говорила то же самое, когда была беременна мной.
— Мне так хотелось оставить ее себе, — произнесла Джулия. — Долгое время я злилась на всех вокруг за то, что никто не поддержал меня тогда, никто не помог. Далеко не сразу я поняла, что просто переносила на окружающих злость на себя за то, что у меня не было возможности растить дочь самостоятельно.
Теперь настал его черед отводить глаза.
— Сказать, что я сожалею, значит ничего не сказать. Я перед тобой в таком долгу, что никакими словами не выразить. Я в долгу перед тобой за нее. — Он покачал головой. — Подумать только, у меня есть дочь.
— Ты ничего мне не должен, — возразила Джулия. — Она была даром свыше.
— На этой фотографии у тебя еще розовые волосы. — Он помахал снимком, на котором она была запечатлена с малышкой на руках в больнице. — Когда ты перестала их красить?
— Когда вернулась в школу. Почти сразу же после того, как была сделана эта фотография, я коротко подстриглась.
— А когда ты начала красить в розовый эту прядь?
— В колледже. — Джулия нервно заправила ее за ухо. — Мои друзья в Балтиморе считают, что я делаю это, чтобы придать себе пикантности. Но на самом деле это напоминание о том, через что я могу пройти… через что я прошла. Чтобы не сдаваться.
Повисло долгое молчание. На футбольное поле выехал служитель на газонокосилке и принялся описывать широкие круги. Джулия и Сойер молча наблюдали за ним.
— Ты останешься? — спросил наконец Сойер.
Что она ответит? Он казался преувеличенно спокойным. Она понятия не имела, что на самом деле творится у него внутри.
— Я столько времени твердила себе, что здесь не мой дом, что в конце концов сама в это поверила, — ответила она осторожно. — Я нигде и никогда не чувствовала себя своей.
— Я могу быть твоим домом, — произнес он тихо. — Чувствуй себя моей.
Джулия смотрела на него во все глаза, ошеломленная щедростью этих едва слышных слов, пока он не обернулся к ней. При виде слез, повисших у нее на ресницах, он протянул к ней руки. Она обхватила его за шею и заплакала. Она плакала, пока от слез не начало саднить горло, плакала так долго, что служитель успел закончить работу и в воздухе запахло свежескошенной травой и начали виться мошки.